Отрывок из романа

НАСЛЕДНИК (Дежурный)

На берегу нашей знаменитой реки есть место, хотя и в самом почти центре, но еще не одетое в гранит и не заасфальтированное. Там навечно стоят несколько барж, ржавеют и рассыпаются. У самой воды — узкая песчаная полоска, замусоренная корой и прочей дрянью. Из воды торчат полусгнившие сваи, черные и острые. Дома на набережной — особняки, в основном — очень замечательные, старинные. Некоторые из них с мемориальными досками, а некоторые охраняются государством.

Там и находится бывший дворец, а ныне — НИИ, научный центр мирового значения. Там бережно хранятся,
исследуются и т. д. рукописи и даже некоторые личные вещи, принадлежащие давно почившим, от одних имен которых не может не забиться всякое русское сердце. Место как бы специально приспособлено для тихих, глубоких и уединенных занятий, внушающих всяческое уважение. Трудно даже представить себе в большом, шумном городе, второй столице, другое такое же место, столь же подходящее. На набережной в этом месте почти не наблюдается движения...

Отрывок из второй части книги

Андрей Битов:

По секретной связи после выхода в «Ардисе» «Пушкинского дома» я попросил Проффера на основе предисловия издателя, предварявшего книгу, написать письмо для ВААП. В этом предисловии говорилось, что издание романа произошло без моего ведома. Впрочем, предисловие я сам написал. В письме надо было подтвердить, что я был не в курсе готовящейся публикации. Мол, у меня с издательством были нормальные отношения, я очень ценил книги, которые в нем выходили, и даже были предварительные разговоры об издании сборника моих рассказов. И когда Проффер узнал о том, что роман уже лежал в издательствах Германии и Израиля, он подумал, что сможет издать его лучше и добротнее. Еще в этом письме была фраза, что «Пушкинский дом» лежал перед печальной кончиной Владимира Владимировича Набокова на его рабочем столе.

Нужна была прививка от расстрела, охранная грамота. Ведь они требовали от меня возбудить процесс после публикации в «Ардисе». Они хотели, чтобы я пожаловался, написал письмо, — чтобы начался процесс в рамках холодной валютной войны. Мне надо было уйти от процесса, но я не хотел вставать и в полностью диссидентскую позицию. В ВААП был некий товарищ X. О нем говорили, что он генерал КГБ. Огромный, уверенный в себе человек. К нему я и принес письмо. Он принял мою игру, и вся история с письмом прошла на ура. Теперь я уже могу помянуть его добрым словом. Работу он делал, но зла не творил. Письмо же, по-видимому, пропало в архивах ВААПа.

Отрывок из второй части книги

Как построили «Пушкинский дом»

(Досье)

Все началось с анекдота — истории о хмельном празднике в стенах Пушкинского дома, рассказанной Борисом Яковлевичем Бухштабом. Дело было в Первомай:

...два молодых сотрудника, оставленные на праздники дежурить в приданном учреждению музее, перепились и устроили в этом музее дебош и драку с порчей стекол и экспонатов, но но следующий день (все еще длились праздники), очнувшись, занялись рекордной приборкой и реставрацией и успели привести все в полный порядок к первому присутственному дню, до так, что никто ничего и не заметил <.. .> История эта, рассказанная кок-то голо, без ярких деталей, чем-то очень поразила, задела меня.*

В этой истории, — вспоминает писатель, — меня поразило то, что все прошло незамеченным. То, что их не поймали и не арестовали, что все сошло с рук. История меня гипнотизировала. Мне казалось, что она что-то выражает, какой-то ужас. Драка и ликвидация собственного бунта — это казалось мне очень показательным. Осенью шестьдесят четвертого я сел писать рассказ.**

* Битов А. Ахиллес и черепаха // Битов А. Статьи из романа.
М.: Советский писатель, 1986. С. 148—149.
** Интервью с А. Г. Битовым 8 марта 1998 года.