Олег Телемский — руководитель интеллектуального клуба «Касталия», психолог-юнгианец, оккультист (посвященный Ордена ОТО), автор пяти книг (три из них опубликованы) и множества статей. Философ, метафизик, нонконформист
Горький
Последний прочитанный мною текст — первая часть трилогии Ханса Хенни Янна «Река без берегов», которая называется «Деревянный корабль». Это было потрясающее чтение, я пять часов не мог оторваться от книги. Удивительный язык, глубокие символы, автор потрясающе передает в масштабах одного корабля всю историю мира. Это стало настоящим открытием: последний художественный текст такого уровня я читал два года назад, и это была «Другая сторона» Кубина.
Неделю назад я дочитал трехтомник Ханса Хейни Яна "Река без берегов".
Могу сказать что это настоящее потрясение литературным восторгом. Я уже не могу вспомнить когда испытывал похожие чувства. Лет десять назад когда читал впервые Юрсенар или даже лет пятнадцать когда впервые открыл для себя Лоренса Даррела. Но в некотором смысле, этой трилогии вообще нет аналогов.
Две тысячи страниц! Тончайшие герметические комментарии осмысляющие творение мастера с точки зрения самых разных мифов - от алхимии до римского календаря. Каждый абзац - наслаждение, упоение слогом, красотой мысли.
Я читал три месяца. Нетрудно догадаться что при моем образе жизни у меня вообще нет времени читать что то кроме наших новинок, да и их успеваю на троечку. Жизнь как гонка по вертикали, читаем на перерывах, в метро, в редкие моменты когда не надо что то делать за компом.
И сейчас я хотел бы поделиться своими мыслями по этой книге. Сразу скажу, что далее будет много спойлеров. Но "Река без берегов" это не детектив где единственное что интересно "кто убийца". Когда я читал Яна я уже знал финал, знал из комментариев первого тома, которые не щадили читателя. Но даже зная сюжет до деталей, вы будете получать наслаждение от каждого абзаца высочайшего литературного мастерства, возможно одного из самых высших из когда либо мной прочитанного.
Итак начало. Деревянный корабль. Слепой пассажир (в смысле безбилетник но само название слепой пассажир крайне символично) тайком пробирается в корабль чтобы иметь возможность быть со своей возлюбленной - дочерью капитана. Все начинается как классическая, красивая, романтическая история. Но с каждой страницей, с каждой фразой, с каждым словом, на место красивой романтики приходит ощущение надвигающегося инферно. Формальной мистики в тексте нет вообще - но большая часть тайн так и останется неоткрытыми.
Деревянный корабль. На корме которого вырезана женщина. Лаис. Имя корабля и дочь капитана - как душа корабля.
Совсем недавно слушал лекции по мифологии где говорилось о мифологических архаичных отождествлениях - корабль равно женщина, корабль равно сакральное лоно. И да, у Генона подчеркивается особенная важность построек из дерева, уход от дерева в сторону камня и железа Генон рассматривает как уход от сакрального. Таким образом, корабль может быть символом традиционного мифологического бытия, уклада. Бытия в котором начинает происходить разлом. Противостояние героя с Суперкарго (эдакий морской волк в духе Джека Лондона, но в итоге - сломленный человек пустивший себе пулю в люб), смутные тайны корабля где неясна ни цель назначения ни характер груза. Исчезновение дочери капитана. Как потеря души, как утрата жизненной силы. Все это как бы является аллегорией гибели сакрального мира, ухода души из старой формы. Страх, напряжение, паранойя. Все подозревают всех. Дух насилия витает в корабле, следует попытка бунта.
Первая часть кончается катастрофой. Корабль тонет. Но его разрушает главный герой, пытаясь ворваться в тайну корабля, найти мертвое тело возлюбленной, найти смысл его предназначения. Герой слеп как эдип. Он убивает корабль пытаясь проникнуть в его тайну, как Эдип убивает Сфинкса утверждая господство нового героического сознания над старым мифическим. И как и в истории Эдипа героя ждет трагическое развитие событий.
Вторая часть – «Признание Анниаса Хорна» в двух частях, написана совсем иначе. Здесь нет интриги, нет тайны, нет перепитий связанных с борьбой. Главный герой открывает главную тайну, узнав убийцу своей возлюбленной. Но вместо того чтобы свершить казнь, он становится его возлюбленным. Гомоэротическая линия книги на удивления целомудрена, никаких вульгарных описаний соитий, никакой пошлости. Гомоэротизм «реки без берегов» отдает античной академией Платона.
Герои выброшены из жизни, они скользят, скользят по миру, по послениям, по странным знакомствам. Их путь оставляет ощущение прирачности, как будто утратив Еленну и Лаис они стали скользящими душами лишенными права на земную тяжесть. Некоторые эпизоды таинственны, мистичны, потрясает сцена с лавкой китайца. Некоторые – на удивление шокирующе реалистичны, автор как будто обнажает всю беспомощность человеческого бытия лишенного сакрального оснавания, где он – всего лишь тело на столе паталогоанатома. Попутно происходит становление героя как композитора – эта линия во многом зеркалит бессмертный роман Томаса Манна «Доктор Фаустас», только вместо таинственного «Он» рядом с Анниасом всегда остается его Тутайн…
Тутайн умирает. Как умирает Энкиду, оставляя Гильгамеша в пустоте. Желая противостоять смерти он скрывает его смерть и бальзамирует тело своего друга. Поражает сочетание грубейшего анатомизма и тончайшего символизма. Вторая часть «Свидетельства» приносит нам нового героя. Героя нового времени. Аякса. Аякс как и его мифологический прототип подвержен безумию, он – отчасти оборотень, но его оборотничество не мистично. В сущности в обычном труде крестьянина больше мистики чем в оборотничестве Аякса. Аякс – это именно человек нового мира, человекоживотное, человекозверь, человекофункция. Между героями разворачивается противостояние, страшное, глубинное противостояние двух душ, ущербность второй показана прежде всего его неспособностью воспринимать музыку.
Трагедия в финале не трагична. Она закономерна. Как закономерна первая метафора последнего тома – ослепленная муравьями стрекоза. Герой, утративший Лаис, это и есть эта ослепленная стрекоза.
И еще. Аякс, как можно было подумать из моего краткого обзора – не злодей, не маньяк, не воплощенный демон. Аякс – это именно типичный человек нашего мира. Человек для которого не существует ничего кроме плоти, кроме его желания любой ценой выжить и обеспечить себе безопасность и комфорт. Человек который не может слышать музыку. И только понимая это, можно по настоящему насладиться описанием их духовного противостояния, где с одной стороны – ставка это бессмертная душа, а с другой – гарантированный комфорт и стабильность. Он не демон но становится демоном, будучи лишен способности слышать музыку.
Словом, друзья мои. Если у вас есть время. Этот самый большой дар какой можно представить. Если у вас есть желание насладиться настоящей литературой, а из тысяч произведений тысячи представляют собой скучную горизонталь, впечатанную мелом в асфальт. Если вы умеете наслаждаться словом, смакуя саму красоту повествования. Эта книга – для вас. Я очень бы хотел чтобы нашлись те с кем я мог бы обсудить эту удивительную книгу. Но две тысячи страниц… Для нынешних скоростей – это почти фантастика.
Непостижимый роман... И такой красивый.
Величественная, многоголосная увертюра к будущему, в которое низвергаются разбитые жизни.
Это такой сильный, такой пронзающий модерн, в лучшем своем проявлении, что я ничуть не жалею, что купила в бумаге и эту книгу, и ее продолжение. Можете смеяться надо мной, но выбор пал на этот гиганто-роман исключительно из-за обложки, оформления. Очень девчачий выбор, обычно я так деньгами не разбрасываюсь. А может, я чувствовала уже тогда, что волны, мерцающие и колышущиеся, охватят меня, поглотят?
Мы находимся на корабле, который построен по прихоти некоего человека и пущен на воду в неизвестном направлении. С неизвестным грузом. Это - та сухая выжимка, из которой Янну удалось нарисовать бесконечность, ну или нечто, близкое к ней. Его корабль - одновременно метафора любой текущей жизни и смерти, люди на корабле - может быть, мысли, может быть, сны; волны, у которых ни конца ни начала, своим переменчивым, но в конечном счете неизменным ходом указывают на вечность.
А еще корабль, со множеством отсеков, многие из которых останутся запертыми вплоть до самого конца, может быть ни чем иным, как мозгом, с его лабиринтами мыслей, с подсознанием, в котором прячутся озябшие и молчаливые тайны души.
Символизм произведения выходит за все известные рамки и почти угрожает скатиться в патетику, от обилия нереальности происходящего. Герои разговаривают не совсем как живые... Скорее, как актеры, любящие монологи, - и у каждого из них в голове свой немного больной драматург...Тут всё крайне зыбко и непостоянно; удержаться за сюжет помогают какие-то всполохи, из милосердия, видимо, вставленные автором. Без них утонуть в реке без берегов дело плёвое. Но я с удовольствием проникала в замысловатые росчерки слов, мне пришлась по душе всеобщая, какая-то непоколебимая и единственно прочная здесь, посреди хаоса, метафоричность. И в общем, и в частном меня подстерегали химеры неожиданных речей, сладкоголосые сирены манили в бездну...
Общая абсурдность мира показалась мне самым рациональным объяснением прочитанного. Искренняя, но заведомо провальная попытка осознать свое место в мире, во вселенной, в собственном разуме. Как беспощаден порой к нам собственный мозг, инструмент жизни и чаша неизбывных мучений!
А может, корабль - только сон?
А может быть, никто из людей на корабле и не жил? И передо мной расстелилась грандиозная панорама беспрестанного умирания?
В любом случае, в моих ушах все еще гремят последние такты увертюры, и путь мой по бескрайней воде, жизни, смерти - еще непростительно долог. Но я постараюсь его преодолеть.
Мы движемся к суду.
Деревянный корабль – очень мощная книга, уводящая в совсем другие, подземные и подводные миры ощущений и впечатлений. Прочитав про схожесть Янна с Дёблиным, готовился к такому же тяжёлому чтению, какие стала для меня "Горы, моря и гиганты". И ничего подобного не получил. Сюжет "Реки без берегов" увлекателен, а эмоции героев вполне понятны. Просто описывает Янн их иначе, закапывается в них глубже, передаёт читателю через образы и намёки. В процессе чтения полностью погружаешься в плавание на жутковатом деревянном корабле и безропотно принимаешь правила иррационального мира.
Не стоит ждать детектива, не стоит ждать маринистики. Эта книга подобна хорошему современному театру, мощь которого передаётся не столько через сюжет, сколько через декорации, убедительную (хотя и непривычную для зрителя) игру актёров, звуки и краски. Поверьте в этот корабль – и тогда сможете вместе с Густавом передвигаться по тёмным лабиринтам деревянного корабля, неизвестно куда и зачем плывущему.
Единственное, что меня смутило – послесловие переводчика Татьяны Баскаковой. Она замечательно анализирует роман и его события, но вместе с тем большая часть рецензии построена на второй и третьей частях, которых читатель, понятное дело, еще не прочёл. Поэтому пришлось её отложить на потом, потому что мне всё же хочется узнать о развитии дальнейшего сюжета из самого романа, а не послесловия.
Ханс Хенни Янн не редкая птица, он тут не «сам по себе», хотя это может так показаться примитивному чтецу, и любители всяческих экзотов, подсевшие в своё время на ад маргинем, могут его только за эту «странность» и полюбить. Что ж, каждый волен заблуждаться, как он хочет.
Ханс Хенни Янн – часть большого и кому надо — хорошо известного литературного стиля, школы, эпохи в немецкоязычном искусстве. Знакомясь с его удивительным слогом, мы восполняем для себя громадный пробел в знаниях, едва ли в котором мы, впрочем, сами виноваты...
Так сложилась конъюнктура переводческого рынка, на который сильно повлияла политика – русские вдруг утратили интерес к своим ближайшим европейским корням и тесным культурным соседям, коими являются именно немцы, если любить русскую культуру и уметь в ней разбираться. Немцы, а не французы. И уж конечно никакие не латинские американцы и не итальянцы.
Кого мы знаем из великих немецко-говорящих и немецко-пишущих, кроме Фрейда, Кафки, Ремарка и Манна? А ещё Мейринка? (Я говорю серьёзно, поэтому не вспоминаю о Фейхтвангере).
«Немецкий Набоков», Манн, как-то сказал, отвечая на вопрос интервьюера: «Немецкая литература? Ничего не знаю о немецкой литературе. Немецкая литература находится в данный момент там, где нахожусь я». Это было, конечно, не так, но мы (ленивые и нелюбопытные) радостно поверили и взяли на карандаш. Потому что поняли, что нам зададут читать мало, что мы обойдёмся и Манном, дабы слыть умными. Нет.
Если такие «мо» в стиле Короля-Солнце простительны при общении с назойливыми американскими журналистами и, конечно, воспринимаются из уст гениев, то нам они не к лицу. Мы же не обиженные изгнанники в провинции у моря да и просто, со всех сторон, не Манны.
В 20-х годах 20 века все русские книжки печатались в Берлине. Как только появлялась новая немецкая фильма — её первой крутили в СССР.
Так было с «Кабинетом доктора Калигари» – до сих пор культовым и обязательным для изучения всего – шедевром.
Один этот фильм, видите ли, повлиял на столько и на стольких, что перечисление всех, кто должен бы быть ему благодарен, будет выглядеть как список кораблей ахейцев. (Посмотрев Калигари, вы лучше поймёте эстетику Янна, кстати... Обретёте ключ к его правильному чтению).
Ещё ни у нас, ни у них в те 20-е годы – не маршировали. В СССР главным стилем искусства был хороший футуризм (отторгнувший идиотство своего первого извода – Маринетти), у них же– цвёл экспрессионизм.
Что такое немецкий экспрессионизм? Немецкий экспрессионизм – это всё для эстетики искусства 20 века!
И мы о нём не знаем ничего. И, повторю, это не наша с вами вина.
Экспрессионизм похоронили в Германии, как у нас похоронили обэриутов – быстро и равнодушно.
А потом образ немца в сознании русского читателя стал образом врага, «друзьями» сделались на долгую эпоху де-голлевские коммунисты – Сопротивленцы и американские «союзники» с тушёнкой и Хемингуэем.
Рита Райт-Ковалёва села переводить нам всю Америку и мы стали зачитываться Фолкнером и Холденом Колфилдом, как дореволюционные гимназисты – Майн Ридом.
Но покажите мне того смельчака, который рискнул бы переводить немецкий экспрессионизм! Экспрессионизм стал глупой жертвой истории, и теперь пришло время восстанавливать культурный провал, налаживать опять связи между русской и немецкой культурой – высокой.
В своё время вся русская литература 19 века вышла из Эрнеста Амадея Теодора Гофмана (а вы думали из «Шинели»?) Гофмана штудировали почти все русские классики, особенно Гоголь, Лесков и Достоевский, последний — знал его тома вообще наизусть, в оригинале и в переводах.
Возможно, что возврат забытых подлинных немцев начала 20 века даст новый толчок к развитию настоящей литературы в современной России, как это было с немецким романтизмом начала 19 века – романтизмом Генриха фон Клейста, Гофмана, Шамиссо, Новалиса, Тика, Арнима и Брентано.
Они сделали нашу страну пишущей – тогда (хотя это не очевидно школьникам), Ханс Хенни Янн сделает, дай Бог – теперь. Ведь экспрессионизм и его ответвления – они же наследники немецких романтиков по прямой линии.
Может быть, вслед за Хансом Хенни Янном у нас прочтут изданного, но не прочитанного – Альфреда Деблина, его «Берлин. Александрплац» и «Горы, моря и гиганты»?
В одном из комментариев в интернете я прочитала: «Что вы штудируете Янна? Читайте Дёблина, Янн – его эпигон».
Это, конечно, всего лишь мнение, мнение сноба. Но с основной мыслью нельзя не согласиться – читать нужно больше. Осознанно избирая – нехоженые шаблоном пути.
Олег Сенатов
Выход в свет русского перевода романа Ханса Хенни Янна «Река без берегов»1 - событие незаурядное. Нечасто для широкого круга читателей открывается неизвестный писатель мирового уровня. И вот его роман прочитан. Каковы мои первые впечатления?
Первая и вторая части романа различаются так сильно, как будто они написаны разными авторами. «Деревянный корабль» - блестящий образчик произведения неоромантизма, впитавший ароматы Джозефа Конрада, Германа Мелвилла и Эдгара По, но выросший на сотрясаемой катаклизмами духовной почве первых десятилетий XX века.
Вторая часть романа – «Свидетельство Густава Аниаса Хорна» - ни на что не похожая, непонятная и пугающая; первоначально она даже вызывает оторопь: а можно ли это вообще читать? И вдруг оказывается, что не только можно, но что текст затягивает читателя, как воронка над затонувшим кораблем «Лаис». И если ты поддашься, и в роман погрузишься, то обнаружишь в нем множество диковин. Приглядевшись к месту, ты начинаешь понимать, что попал в кунсткамеру, где собраны сокровища литературного романтизма и предшествующих литературных эпох. Здесь и экзотические декорации – тропики, а также уединенные малонаселенные местности: фьорды и острова, и сонм демонических героев, и их испепеляющие страсти, и катастрофические природные явления, и языческие обряды, и весь инвентарь смерти - могилы, склепы и саркофаги, и антикварные лавки – чего только стоит собрание часов, и умные животные, которые разве что не говорят по-человечьи, и многие другие диковины, сыплющиеся со страниц романа, как из рога изобилия, и эта поистине гофмановская одержимость музыкой – все это создает эффект погружения в незаслуженно забытое прошлое. <…>
Здесь нужно вспомнить, что в период 1915 – 1945 годов европейский литературный процесс прошел через область грандиозной бифуркации, когда возникло огромное многообразие новых литературных миров: произведения Кафки, «Улисс» и «Поминки по Финнегану» Джойса, «Песни» Эзры Паунда, «Доктор Фаустус» Томаса Манна. В конкуренции между ними победила склонная к минимализму образная система модернизма Кафки и Джойса, нашедшая блестящее завершение в произведениях Беккета. <…> Роман «Река без берегов» разделил печальную судьбу «Лаис» - он затонул, и потеря яркого, красочного, фантастического образного мира была бы для европейской литературы трагедией. И вот заботами “Hoffmann und Campe Verlag.Hamburg” и издательства Ивана Лимбаха этот корабль поднят со дна забвения. Процесс его чтения подобен посещению стокгольмского Музея Васа, где экспонируется корабль того же имени, затонувший в XVII веке, и поднятый в 1961 году в состоянии великолепной сохранности. Сравнение романа с Музеем Васа весьма комплиментарно – последний производит на посетителей просто ошеломляющее впечатление: навстречу тебе выходит - не в воображении, а в материальном обличии – четырехсотлетнее прошлое; никакой другой музей мира не позволяет столь же наглядно и во всей ее подлинности представить сущность Истории.
Впечатление от «Реки без берегов» - аналогичное. Ведь издатели обнародовали литературный памятник грандиозных масштабов, который, в отличие от своих современников, не влился в мировой литературный процесс, оставшись совершенно нетронутым – он не затерт большими полушариями миллионов читательских мозгов; более того, по счастью, он избежал набегов грабителей могил – постмодернистов. Перед тобой раскрывается картина канувшей в прошлое духовной жизни, переданной в образах умопомрачительно яркой эстетики. <…>
Вряд ли выход в свет этого романа способен оказать влияние на современную литературу, переходящую на птичий язык (twitter). Но «Река без берегов» - это волшебный сад красочных, ярких, незабываемых образов, прогулка по которому может доставить читателю радость, много радости.
…Роман Янна явился для меня большим праздником, роскошным пиршеством, чудесным читательским приключением!
Наталья Макурина
Я не могу жить без этой книги. Как без единственной женщины. Первый раз я начала её читать из любви к немецкой литературе. Читала долго, с меня сходила обожжённая мефистофелевским — полноценным —добром кожа. Разум мой ныл от нежного принуждения к жизни с давно обретёнными ценностями, которые были загнаны в чёрный чулан записными истинами, провозглашающими бессмысленность бытия. Бесы выходили из меня некинематографично — без ломок и пепла — теряя каждого я равнодушно подмигивала следующему — удержишься ли ты во мне, сладкий винт, скажешь ли мне на следующее утро — видишь, как хорошо тебе одной, зачем тебе кто-то. Зачем тебе это всё здесь, в этой реальности, где любовь невозможна?!
Я читала всю весну. Я плакала. Я думала. Между второй и третьей книгой у нас была Венеция, где к нам пришёл дьявол — как и ко всем — чёрным псом. Он сидел с нами, совершенно добрый, и его, кроме нас, не видел никто.
Я прожила без этой книги лето и половину невыносимо красивой осени. Такой красивой, что она имеет шансы стать последней осенью на земле. Я всё это время прикармливала себя другими любимыми немецкими авторами, глядя на полку с Янном, как на тебя, которая — будучи моей — доступна досягаемостью богини в отличие от остальных, доступных элементарно, как в смысле простоты, так и в смысле раздробленности.
И вот сегодня я открыла Янна во второй раз. И вот я читаю — «Внутри у всех живых созданий — одна и та же тёплая тьма». И я чувствую, что мне хорошо, потому что я поверила Янну, и это «внутри» перестало существовать относительно «снаружи», а стало одним, стало мной, и я стала собой. Как он и завещал. Я «изменилась под воздействием яда книги», его книги. Ни одна книга никогда не вызывала во мне даже что-то отдалённо похожее на ту лихорадку, которую я испытала сегодня, в день, когда случился первый дождь после сумасшедших матричных осенних дней — как они есть. «Тёплая тьма» соединилась с ядовитым светом наружности. Обетованный покой не звенит об избранности. Мирно скрипит перо.
Это книга моей жизни. Это текст, который есть то, что все мы — текст. Это слово, что было не в начале, а было самим началом, где любовь — это буквальный обмен кровью между любящими, где написано так, что ты не представляешь написанное, не проживаешь его, а навсегда остаёшься написанным, понимаешь, что ты — написанное — в каждой клетке бытия. Я умру с этой книгой. И с той лошадью мы будем гнить друг в друга. Я буду гнить в слово. Я буду гнить в твою пыль, носящуюся над венецианской лагуной.
Издательство Ивана Лимбаха, 2013
Пер. с нем. Т. Баскаковой
Редактор И. Г. Кравцова
Компьютерная верстка: Н. Ю. Травкин
Дизайн обложки: Н. А. Теплов
Переплет, 512 стр..
Формат 70x100 1/16
Тираж 2000 экз.
