Отрывок

Порой Линнея одолевают великие сомнения, ему кажется, будто двадцать восемь студентов задумали его убить. Он доверяется садовнику, и тот советует:
– Спроси самого из них простодушного.
Линней опять сомневается:
– Вряд ли простодушие владеет правдой.
И слышит в ответ:
– Коли оказался в кругу людей изворотливых, норовящих крутить-вертеть тобою, как им заблагорассудится, надо тебе обратиться к простодушному, у которого ума не хватает на хитрости да коварство, вот правду и узнаешь.

Садовник: – С какой стати ты думаешь, что мир был сотворен? Он ведь существовал изначально.

Ноябрьское утро, четверг после Дня всех святых. Снегопад. Доставляют провизию. Возница отсутствует. Лошадьми правит работник. Линней подходит за сыром.
– Петтер! Вернулся!
– Я сам знаю, что делал и чего не делал.
– Возница-то где?
– Ушел Андреас. Ищут его. Только он не виноват. Не могу я в это поверить.
– А лошадь?
– Нашлась.
– Сыр-то у тебя где? И масло?
Линней принимает в охапку сыр и масло.
– Андреас, конечно, пьет, – говорит Петтер, – что правда, то правда. Мрачный он. И пьет, чтоб на душе посветлело. Для радости то есть. Не для чего другого.
Линней ничегошеньки не знает ни о работнике, ни о вознице, ни о пасторе. Записывает, что в сильный мороз снежные кристаллы мельчают.

28 января. Именины Карла. Линней читает лекцию, он счастлив.
– Мы, – говорит он студентам, – как бы электрические огни, которыми Господь украсил и осветил свой театр.

Линней в саду, обдумывает Сибирский сад, вокруг которого, для защиты от коз, надо возвести каменную ограду. В один ряд камней или в два? Об этом стоит поразмыслить.
Приходит садовник, Линней делится с ним своими планами. А в ответ слышит, что затея неблагодарная, если вспомнить о козьем проворстве да ловкости.
Лучше в два ряда, думает Линней. Нижние вкопать поглубже в землю, на них в два слоя большие каменные блоки. А между этими слоями щедро засыпать гальку, для опоры и крепости.
– Дресва да хрящ, – говорит садовник. – В Лёвсте этого добра полно. Сколько хочешь.
Линней не понимает.
– Дресва? Хрящ? Ты о чем толкуешь?
В такие мгновения меж ними повисает какая-то неясность. Линней есть Линней, садовник есть садовник, оба это знают, и обычно меж ними царит полное понимание. Но все же порой, вот как сейчас, наползает туман.
Впрочем, он быстро рассеивается. Садовник добавляет, отнюдь не назидательно: дресва и хрящ – местные названия мелкой гальки, которой заполняют стыки между блоками.
А поверх всего – плитняк.

 

Отрывок

«Сад» - документальность и фантазия

Требование правдивости в самом деле существовало. Но выдвинул его не кто иной, как я сам. Меня не просили писать эту книгу. Текст на суперобложке шведского издания гласит, что на документальность она не притязает, является плодом фантазии. Казалось бы, свобода. И в известной мере свобода здесь есть. Моя книга не биографична. Она – фикция. Вымысел, миф.
Однако это не означало для меня ни произвольности, ни свободы выбора. Чтобы пояснить, прибегну к аналогии: книга была этаким раствором, который способен кристаллизоваться лишь в определенных условиях, а я был химиком, которому поручено (поручено мною же самим) проследить за соблюдением этих условий. Эксперимент, стало быть, вроде тех, какие проводят химики и физики. Только мой не ставил целью проверку некой гипотезы. (С аналогиями перегибать не стоит.)
Двое учеников в книге, отправляясь в путешествие, заявляют, что будут подобны пчелам, собирающим взяток со многих цветов, а не паукам, извлекающим нить из собственного брюшка. Смею надеяться, что я тоже по крупицам собираю свой взяток, исхожу из существующего, из данного. Требование правдивости сопряжено с наличием соотнесенности, с отсылом к некой реальности. (А слова о пчелах и пауках я где-то позаимствовал.) Но каков эффект от требования правдивости? Окончательный итог собирательства? Принято считать, что «открытие, находка» и «изобретение, выдумка» – вещи разные. Любое сочиненное повествование выдумано, вымышлено, и книгу «Сад» я назову скорее вымыслом, выдумкой, нежели открытием. Но в остальном предпочитаю держаться обоих терминов. Вымысел для меня достижим только с помощью открытий. Я собираю то и это, а в результате находок получаю нечто новое – особый, самостоятельный мир, сложенный из кусочков мира старого. Кусочки узнаваемы. Но прямое отражение уже не имеет силы. (Я близок к тому, чтобы провести аналогию с мозаичистом. Однако кусочки мозаики сохраняют свою принадлежность. Со словами же, когда они перемещаются, обстоит иначе.)
Помню, довольно долго я сомневался, стоит ли книжному Линнею в самом деле зваться Линнеем. И одно время был вполне уверен, что надо назвать его по-другому. Снабдив персонажа другим именем, я бы обрел некую свободу. Свободу от ожиданий. Свободу от конкретной жизни и истории. Но в ходе работы конкретный Линней упорно заявлял о себе, требовал впустить его. Нет, это не был Линней настоящий, реальный, фактический. Это был Линней-образ, Линней-эмблема. И мне показалось, возможность вмешаться в образ, в эмблему дарит ощущение могущества. Сохранив имя «Линней», я, пожалуй, получал шанс сместить его суть. Мог погрешить против наших представлений о реальности и в то же время – что очень важно! – использовать элементы этой реальности.
Так я и оставил Линнея в книге. Дал ему латин-ское имя Линней (Linnaeus), под которым естество-испытатель снискал известность до того, как был воз-веден в дворянское достоинство и стал зваться на французский манер – Linne. Решил, что такой легкий сдвиг – хороший способ провести различие между Линнеем реальным и моим Линнеем, вымышленным, придуманным, фиктивным. И все же тревожился насчет того, как его будут оценивать, судить, проверять, сравнивать.

ISBN 5-89059-069-3
Издательство Ивана Лимбаха, 2005

Пер. с швед.: Н. Н. Федорова
Редактор И. Г. Кравцова
Художник Н. А. Теплов
Корректор Н. И. Князева
Компьютерная верстка: Н. Ю. Травкин
Серийн. оформление, макет: Н. А. Теплов

Переплет, 160 стр., илл.
УДК 82-31 ББК 84(4Шве)-44 Ф73
Формат 70x901/32 (170х114 мм)
Тираж 2000 экз.

Книгу можно приобрести