Ex libris НГ, 14 декабря 2006 г
Наиболее полное и первое, как написано в аннотации, научно подготовленное издание стихов и прозы Леонида Аронзона (1939-1970).

Из предисловия Александра Степанова: "...в 1960-е годы Ленинград дал русской литературе двух наиболее значительных поэтов: Бродского и Аронзона". Аронзон, правда, так и остался поэтом неофициальным, поэтом андеграунда. Ленинград - все-таки не Венеция. "Когда безденежный и пеший/ бегу по улицам один,/ осенней площадью помешан,/ осенним холодом гоним,/ и всадник мечется по следу/ на чудно вылитом коне,/ стихи случайные, как беды,/ они всего верней во мне".


Ex libris НГ, 14 декабря 2006 г

Леонид Аронзон "Собрание произведений" -    о книге на нашем сайте.   т. 1   т. 2

Елена Фанайлова и Феликс Якубсон Радио Свобода, 17 декабря 2006 г.
Елена Фанайлова: В Петербурге в издательстве Ивана Лимбаха вышел двухтомник легендарного поэта Леонида Аронзона, одной из самых ярких фигур ленинградской неофициальной культуры 1960-70-х. Это первое наиболее полное издание рано ушедшего из жизни поэта, которого современники считали соперником и антиподом Иосифа Бродского.

Двухтомник Леонида Аронзона - это праздник для библиофила и ценителя русской поэзии. Есть романтический миф Аронзона, есть многочисленные разрозненные публикации, и есть огромный архив, включающий не только стихи и дневниковые записи, но и рисунки поэта.

Говорит друг и наследник Леонида Аронзона, режиссер документального кино Феликс Якубсон.
Феликс Якубсон: Я очень благодарен составителям, что они вынесли в самое начало в качестве такой ключевой цитаты фразу Аронзона: "Материалом моей литературы будет изображение рая. Так оно и было. Но станет еще определенней как выражение мироощущения, противоположного быту. Тот быт, которым мы живем, искусственен. Истинный быт наш - рай. Если бы не бесконечные опечатки взаимоотношений, несправедливые и тупые, жизнь не уподобилась бы, а была бы раем. То, что искусство занято нашими кошмарами, свидетельствует о непонимании первоосновы истины".

      Вспыхнул жук, самосожженьем
      Кончив в собственном луче.
      Длинной мысли продолженьем
      Разгибается ручей.
      Пахнет девочка сиренью
      И летает за собой,
      Полетав среди деревьев,
      Обе стали голубой.
      Кто расскажет, как он умер?
      Дева спит не голубой.
      В небесах стоит Альтшулер
      В виде ангела с трубой.

Елена Фанайлова: Леонид Аронзон, запись из архива брата поэта.

Говорит Феликс Якубсон.
Феликс Якубсон: Он не был бытописателем. Его стихи рождались прежде жизни. Замечательно он об этом писал:
      "Идти туда, где нет погоды,
      Где только я передо мной.
      Внутри поэзии самой
      Открыть гармонию природы".
То есть поэзия для него была сама по себе первичным состоянием, она существовала изначально. И у него был какой-то прямой ход к Всевышнему. Он очень часто к Богу на "ты" обращался. Это казалось поразительным кощунством каким-то, но он за это заплатил. "Друг мой Бог", - говорил он. Была еще одна ключевая фраза о его творчестве, ее сформулировал Дима Панченко, историк петербургский, который еще в советские времена под псевдонимом "Рафаил Топчев" под большим впечатлением от стихов Аронзона, которые в самиздате издала Елена Шварца написал статью, которую озаглавил "Память о рае". И вот я думаю, что поэзия Аронзона - это память о рае.

                Бабочка
      Над приусадебною веткой,
      К жаре полуденной воскреснув,
      Девичьей ленты разноцветной
      Порхали тысячи обрезков,
      И куст сирени на песке
      Был трепыханьем их озвучен,
      Когда из всех, виясь, два лучших
      У вас забились на виске!

Феликс Якубсон: Он визионер, действительно, визионер поэтический. Самое интересное, что его визионерство очень простое, такое назывное. Этот рай его, он очень населенный, он визуальный, и его очень легко увидеть, просто взяв стихи его. Повторяются эти образы из раза в раз.

Елена Фанайлова: Возможен ли фильм на стихи Леонида Аронзона?

Говорит режиссер документального кино Феликс Якубсон.
Феликс Якубсон: Наверное, это возможно с новыми средствами анимации, может быть, но это должен быть какой-то гениальный человек. Что касается того, как я использовал, это был фильм о языке видео, который я сделал в 1986 году, абсолютно не поэтический. Там был просто поэтический кусок один, где я использовал стихи Аронзона. Стихотворение одно из самых поразительных, написано оно где-то на переломе его творчества, то есть тогда, когда он стал, наверное, большим поэтому, 1964 год, называется оно "Послание в лечебницу":
      "В пасмурном парке рисуй на песке мое имя, как при свече,
      и доживи до лета, чтобы сплетать венки, которые унесет ручей…"

      Вот он петляет вдоль мелколесья, рисуя имя мое на песке,
      словно высохшей веткой, которую ты держишь сейчас в руке.

      Высокая здесь трава, и лежат зеркалами спокойных небыстрых небес
      голубые озера, качая удвоенный лес,

      и вибрируют сонно папиросные крылья стрекоз голубых,
      ты идешь вдоль ручья и роняешь цветы, смотришь радужных рыб.

      Медоносны цветы, и ручей пишет имя мое,
      образуя ландшафты: то мелкую заводь, то плес.

      Да, мы здесь пролежим, сквозь меня прорастает, ты слышишь, трава,
      я, пришитый к земле, вижу сонных стрекоз, слышу только слова.

      Может быть, что лесничество тусклых озер нашей жизни итог,
      стрекотанье стрекоз, самолет, тихий плес и сплетенье цветов,

      Ровный свет надо всем, молодой от соседних озер,
      будто там, вдалеке, из осеннего неба построен

      высокий и светлый собор,
      Если нет его там, то скажи, ради Бога, зачем

      мое имя, как ты, мелколесьем петляя, рисует случайный,
      небыстрый и мутный ручей,

      и читает его пролетающий мимо озер в знойный день самолет.
      Может быть, что ручей - не ручей, только имя мое.

      Так смотри на траву, по утрам, когда тянется медленный пар,
      рядом свет фонарей, зданий свет, и вокруг твой безлиственный парк,

      где ты высохший веткой рисуешь случайный,

      небыстрый и мутный ручей,
      что уносит венки медоносных цветов, и сидят на плече

      мотыльки камыша, и полно здесь стрекоз голубых.
      Ты идешь вдоль воды и роняешь цветы, смотришь радужных рыб,

      и срывается с нотных листов от руки мной набросанный дождь,
      ты рисуешь ручей, вдоль которого после идешь и идешь.


Феликс Якубсон: Это апрель 1964 года. В общем, с этого стихотворения 1964 года начинается большой поэт Леонид Аронзон. И он ускользал, он ускользал от всех перемен. Он ускользнул от перестройки. Он ускользнул от того, что называлось нонконформистской поэзией. Мне кажется, что он настоящий классик изначально, вне зависимости от того, сколько и чего он сделал.



Радио Свобода, 17 декабря 2006 г.

Леонид Аронзон "Собрание произведений" -    о книге на нашем сайте.   т. 1   т. 2

Михаил Трофименков, Pulse Санкт-Петербург, декабрь 2006 г.
"Стихи, гашиш да баба, // да баба, да гашиш - // вся жизнь моя, мой табор // и больше ни души!" Два тома. 888 страниц.

Текстология, комментарии. Монументальная книга, посвященная яркому поэту Леониду Аронзону (1939-1970). Он родился и всю жизнь, за исключением эвакуации, прожил в Ленинграде, а погиб в горах, недалеко от Ташкента, от ружейного выстрела: то ли самоубийство, то ли "неосторожное обращение", уже неважно. Нежная и необъяснимо трагическая лирика. Акмеистическая - изначально - оптика, чутко преломляющая северный свет, но отравленная (в хорошем смысле слова) обэриутским юродством.


Наталия Курчатова .
Time Out Петербург, 14 декабря 2006

   © Наталия Курчатова , 2006.

 

Леонид Аронзон "Собрание произведений" -    о книге на нашем сайте.   т. 1   т. 2

Олег Юрьев
в этой книге, в двух ее зеленых томах, почти физически ощущается личное, человеческое присутствие Леонида Аронзона. Прочитав ее, можешь совершенно ответственно сказать, что знаком с ним как с человеком, и не просто знаком — а знаешь его в его жизненном развитии: как будто вырос с ним вместе на Второй Советской улице, как будто ходил с ним в институт на лекции, ездил в отпуск, писал сценарии для научпопа, видел, как он одиноко ходит по Раю. Не знаю, когда я в последний раз сталкивался с таким эффектом физического присутствия какого бы то ни было человека в какой бы то ни было книге (если вообще сталкивался). Так вот, этот человек, пожалуй, мог выдержать любое "обрушившееся на него величие". Сильный, красивый, музыкальный, остроумный, удачливый в любви и друзьях, способный противостоять несчастьям, во всем с избытком талантливый (достаточно взглянуть на его рисунки и каллиграммы). Но к "соблазну Рая" и он не был готов. Вряд ли кто-либо вообще может быть готов к этому соблазну (из немногих, способных его почувствовать). И — хотя, как уже говорилось, я и согласен с представленными в предисловии доводами против версии самоубийства — он ушел от нас в Рай, потому что хотел этого. Не сорвись тогда в Средней Азии курок, ушел бы в другой раз... А теперь вот — и это на сегодня самое главное! — вернулся из Рая, чтобы снова жить среди нас. Я говорю это совершенно серьезно, это (и последующее) не оборот речи, а образ, что означает полную и даже бoльшую реальность. Этот двухтомник есть прежде всего акт физического возвращения Леонида Аронзона. Это его дом, где он теперь живет, куда мы можем придти к нему. Теперь все будет по-другому — с нами, с нашей поэзией, с нашим языком. Я думаю, мы спасены.

Новая камера хранения 

ISBN 978-5-89059-322-1 (общ.)
ISBN 978-5-89059-323-8 (Т.1)
ISBN 978-5-89059-324-5 (Т. 2)
Издательство Ивана Лимбаха, 2018

(Предыдущее издание: Издательство Ивана Лимбаха, тираж 2000 экз., 2006, ISBN 5-89059-094-4 1 Т., 5-89059-091-Х 2 Т.

Сост., примеч.: П. А. Казарновский
И. С. Кукуй, В. И. Эрль
Рисунки: Л. Аронон
Редактор И. Г. Кравцова
Корректор П. В. Матвеев
Компьютерная верстка: Н. Ю. Травкин
Дизайн обложки: Н. А. Теплов

Обложка, т.1 560 стр., т.2 328 стр., ил.
УДК 82-1 ББК 84-5 А84
Формат 70х1001/16 (234х165 мм)
Тираж 1000 экз.