317

вернуться

Бине Лоран
Седьмая функция языка

 
Дмитрий Хряпов

Помню, в начале 2000-х издательство «Иностранка» запустила книжную серию «Лекарство от скуки». Печатались в этой серии зарубежные бестселлеры в приключенческом и детективном жанре, в частности романы Роберта ван Гулика, Артуро Перес-Реверте и Ю Несбе. Серию курировал главный детективщик нашей страны Борис Акунин, и, как мне кажется, благодаря акунинскому Фандорину и серии «Иностранки» в обиход вошел термин «Интеллектуальный детектив». А через год-два появилась и серия «Интеллектуальный детектив» в издательстве «АСТ», откуда и вылез на русские просторы Дэн Браун.

Так вот, роман Бине «Седьмая функция языка» – типичный образец «интеллектуального детектива». Здесь вам и главные персонажи сыщики, и плеяда известных зарубежных интеллектуалов 80-х, а также тайное общество, разведслужбы, и, конечно же, политический заговор.

Роман захватывает с первой же страницы. Главная интрига «кто же убийца?» держит практически до самого конца. Ну и раз наступило лето, грех не воспользоваться штампом обзорщика и не написать, что «Седьмая функция языка» — отличная книга на отпуск, не даст заскучать в дороге или на пляже.

Сюжет романа крутится вокруг смерти Ролана Барта (философа и семиотика) и некоего документа, который он держал при себе, исчезнувшего после того, как Барта сбила машина. Поводом для расследования полицией этого эпизода стало то, что в момент дорожного происшествия Ролан Барт возвращался с ужина у Франсуа Миттерана (политика и кандидата на пост президента Франции). И вот расследование этого дела поручают комиссару Управления безопасности Жаку Байяру, но, начав опрос знакомых Барта — Мишеля Фуко, Жиля Делёза, Юлии Кристевой и прочих, — комиссар быстро понимает, что ему нужен переводчик с этого «дебилизма» на обычный французский. Так напарником Байра становится молодой преподаватель семиологии в университете Париж VIII (Венсен) Симон Херцог. Но почему-то семиотика у Бине становится вдруг синонимом дедукции:

— Как вы это узнали?

— Да элементарно! — Снова молчание, но на этот раз у молодого препода все под контролем. […] — Когда вы подошли ко мне после лекции, только что, вы машинально встали так, чтобы не поворачиваться спиной ни к двери, ни к окну. Такому учат не в школе полиции, а в армии. У вас это вошло в привычку, значит, ваш армейский опыт не ограничивается обычной службой и не прошел бесследно, подсознательные навыки сохранились. То есть вы могли участвовать в военных действиях, но не в Индокитае – возраст еще не тот, так что, думаю, вас отправили в Алжир.

Конечно, это еще и отсылка к детективам Конан Дойля. В книге вообще немало отсылок к художественным произведениям, литературным жанрам и философским концепциям — от «Имени Розы» Эко до «Капитализма и шизофрении» Делёза и Гваттари. Кстати, описание секса через концепт «желающей машины» Делёза и Гваттари, на мой взгляд, одна из жемчужин романа.

Язык-автомат скользит в полость, как будто входит в паз, рот Бьянки, такой же многофункциональный, делает пневматический выдох, механизм легких принимается выполнять мощную, ритмичную работу, и эхо – «si! si!» – достигает члена Симона, пульсирующего, как сердце.

Само же расследование смерти Ролана Барта и его документа под названием «седьмая функция языка» через какое-то время уводит Байяра и Херцога из Франции в Италию и Америку. Так Лоран Бине показывает не только взаимоотношения знаменитых интеллектуалов, но и описывает студенческие настроения и взгляд молодого поколения на политику — во Франции еще тлеет дух мая 68-го, в измученной Италии в борьбе с коррупцией и фашизмом находится оправдание терроризму, а в Америке противопоставляются родная и континентальная философия.

Все эти Сёрлы, Хомски, сколько времени они тратят, чтобы размазать французов, требуют от них ясности […]. Мэтрам кажется, что какие-то фигляры, шуты и шарлатаны украли у них славку, и их это, естественно злит. Но, надо признать, Фуко все же сексуальнее Хомски.

Вот только такой галоп по Европе и желание Бине привязать роман к реальным событиям восьмидесятого года приводит к недоумению. Смотрите, Ролана Барта сбивает машина 25 февраля, здесь — начало расследования. 26 марта Барт умирает, расследование идет полным ходом, включая некоторую спешку и погони. А потом… Бац! И через пару страниц уже десятое августа и взрыв вокзала в Болонье. Затем снова — бац! И на следующей странице Луи Альтюссер убивает жену, а это было семнадцатого ноября. Ладно, Бине очень хотелось рассказать о ключевых событиях восьмидесятого года, но почему тогда, перевалив за половину, роман оказывается альтернативной историей, где реально существовавшие люди теряют части тел и умирают намного раньше, чем было на самом деле? Особенно не повезло французскому писателю Филиппу Соллерсу и американскому философу Джону Сёрлу, дай бог им здоровья. Искренне не понимаю, почему нельзя было создать парочку персонажей и калечить их как Бине угодно?

Вообще, вся эта галерея реальных философов и лингвистов в книге хоть и приятна глазу — интересно представлять, что они вот так себя и вели, когда не писали книг, так общались и выясняли отношения, — но из всех них только Фуко и чета Кристева-Соллерс предстают перед нами живыми людьми. Все остальные сливаются в имена на корешках книжных обложек да небольшие аннотации — кто кем был, что написал, проще говоря, всё то, что мы видим, подходя к стеллажу философии и лингвистики в книжном магазине.

20:24. “Ролан Барт у… (пауза) умер сегодня днем в парижском госпитале Питье-Сальпетриер”. ([…] Альтюссер прекращает попытки не разругаться с женой, Байяр прекращает гладить рубашки, Делез говорит Гваттари: “Я перезвоню”, Фуко прекращает размышлять о биовласти, Лакан продолжает затягиваться сигарой).

Возвращаюсь к недоумению от романа: я не понимаю, зачем Лоран Бине во второй половине книги резко делает из Симона Херцога персонажа Нового романа а-ля Роб-Грийе. Особенно это выбивается на фоне одной хорошей шутки в самой книге, когда Херцог попадает в библиотеку Корнелловского университета:

Он минует раздел «Psychoanalysis» и устремляется в «Новый роман», но там тупик.

Вся вторая часть, где действие происходит в Корнелле и Венеции, заметно уступает первой и тоже похожа на тупик: замедляется темп повествования, практически исчезают приключения, а интрига уступает место ораторским выступлением персонажей. Возможно, в этом и был замысел Бине — захватить внимание читателя, чтобы потом раскрыть какой-то видимый автором абсурд семиотики, но получилось не очень. Семиотика Бине так и остается на протяжении всего романа обычной дедукцией, но дедукция органична в детективном романе, а никак не в Новом.

На самом деле, я не хочу сказать, что роман так уж и плох. Это хороший роман. Просто это не шедевр. И скорее всего мне помешало им насладиться неправильное читательское ожидание. Представлялось, что «Седьмая функция языка» прольет необычный свет на жизнь Барта или других философов Франции. А оказалось, что роман — обычный «интеллектуальный детектив», да еще и в альтернативной вселенной. Вот если бы я его начал читать как простой детектив, меня бы вряд ли смутили все эти моменты. Ну а про Барта мне, видимо, лучше прочитать биографию, написанную Тифеном Самойо.

P.S.: Где-то через неделю после того, как роман «Седьмая функция языка» вышел, а я его еще не начал читать, к нам в книжный «Все свободны» позвонили два человека, где-то с разницей в день, с вопросом по наличию книги. Интересовали звонящих труды Романа Якобсона, в частности, «Лингвистика и поэтика». Тогда-то я не сообразил, что к чему…

Постараюсь объяснить без спойлеров. Роман Якобсон – лингвист, который разработал шесть функций языка. Он также появляется в романе «Седьмая функция языка», но в книге Бине Якобсон был тем, кто лишь упомянул седьмую функцию, а незадолго до своей смерти полноценно ее разработал Ролан Барт. Ну а после этого за ней начинают охотиться сильные мира сего, ведь владение седьмой функцией языка напрямую может повлиять на то, кто станет следующим президентом Франции.

ВКонтакте

Ирина Яшина

Вам знакомо то чувство, когда, читая книгу, вы полностью погружаетесь в другую эпоху, но при этом ощущаете «родственную» близость событий и персонажей к современным? Лоран Бине в романе «Седьмая функция языка» по мановению руки создает мир французской богемы 80-х годов, ключевые персонажи которого — участники философского сообщества того времени и при этом вполне типичные для франкоязычной массовой культуры. Обо всем по порядку.

Ролан Барт, известный представитель структурализма и популяризатор семиологии (науки о знаках как совокупной системе коммуникации), погибает в итоге автокатастрофы. Инспектору Жаку Байяру поручено расследовать это дело, в помощники он берет семинариста с кафедры семиологии Сорбонны Симона Херцога. Однако вскоре им придется разгадать еще одну тайну, которую хранил Барт, — узнать, что такое седьмая функция языка и в чем она заключается. По ходу сюжета неутомимые детективы встречаются с видными представителями европейской философской среды (и даже шире): Деррида, Фуко, Сартр, Эко, Миттеран…

Из аннотации:

1980 год. Париж. Философ и литературовед Ролан Барт умирает в больничной палате — его сбила машина: трагическая случайность или убийство? Среди подозреваемых Мишель Фуко, Жак Деррида, Жиль Делез, Юлия Кристева — весь интеллектуальный цвет Европы второй половины XX века, а еще — партизаны из «Красных бригад» и некое тайное общество... Возможная цель убийц — рукопись гуру лингвистики Романа Якобсона о седьмой, магической, функции языка. Обладатель секрета получит возможность воздействовать на сознание человека, а значит — стать властелином мира: быть избранным, провоцировать революции, соблазнять. Поскольку история разыгрывается в решающие месяцы предвыборной кампании, мы понимаем в каких сферах находится возможный заказчик преступления... «Седьмую функцию языка» Лорана Бине, лауреата Гонкуровской премии (2010), можно рассматривать и как пародию на детективные и шпионские романы, и как хитрую головоломку для читателей, ищущих связь между вымыслом и реальностью. Каким бы ни было прочтение, умение автора оперировать стилями и культурными кодами, балансируя между массовой и элитарной литературой, никого не оставит равнодушным. Роман отмечен премиями «Prix du roman Fnac» и «Prix Interallié» и был переведен на тридцать языков. Тираж книги во Франции составил 200 000 экземпляров.


«Барт гениален, потому что не ограничился коммуникационными системами и расширил поле исследования до систем значений. Вкусив измы языка, довольно быстро утрачиваешь интерес к прочим языковым формам <...> Как сказал бы Умберто Эко: язык — самое то для коммуникации, лучше не придумаешь. Между тем язык не может выразить все. Говорит также тело, говорят предметы, история говорит, судьбы частные и собирательные, жизнь и смерть беспрестанно говорят с нами тысячью разных способов».

Лоран Бине не отходит от своего принципа сериальности повествования: можно с легкостью визуализировать зарисовки. Ненужные бытовые моменты автором ловко замазываются, не отвлекая от насыщенной жизни именитых философов того периода.

 20:24. “Ролан Барт у… (пауза) умер сегодня днем в парижском госпитале Питье-Сальпетриер. (Жискар прекращает визировать документы, Миттеран прекращает морщиться, Соллерс прекращает орудовать мундштуком у себя в штанах).

Нельзя не отметить и то, что стереотипные персонажи у Бине весьма привлекательны и узнаваемы. Лоран Бине каждому из главных действующих лиц устанавливает “прототип”, от которого не отходит до самого конца: комиссар Байяр напоминает комиссара Жюва из всем известной комедии “Фантомас” (в исполнении Луи де Фюнеса), а отважный семинарист Симон сначала ведет себя как Тинтин (главный герой комиксов Эржэ — юный исследователь мира), а затем напоминает общими чертами Жана-Поля Бельмондо из культового фильма  “На последнем дыхании”. Но все образы гармонично уживаются на страницах романа — это главное.

Наконец, погружению в среду способствует и роль самого автора: в 1860-80-ые гг. во Франции было популярно размышлять о “смерти автора” (кстати, это и есть название популярного эссе Барта) — и в книге встречаются волнами и недовольство, и даже бунт героев против автора. Роман — интрига на интриге, закрученная с французским изяществом и в узнаваемом авторском стиле. Рекомендуем!

-Похоже, я застрял в каком-то гребаном романе.

-What?

-I think I am trapped in a novel.

Студент, с которым он говорит, откидывается на спину, выпускает в небо сигаретный дым, смотрит, как движутся звезды в небесных сферах, отхлебывает писва из горлышка, приподнимается на локтях, выдерживает долгуб паузу, зависающую в американской ночи, и наконец произносит: “Sounds cool, man. Enjoy the trip”.

Book Friends Club

Михаил Калужский

"Седьмая функция языка" Лорана Бине - смешной роман для филологов, который притворяется детективом

Оказывается, летом издательство Ивана Лимбаха допечатало изданную в прошлом году “Седьмую функцию языка”. Это удивительная новость, потому что роман Лорана Бине сознательно ориентирован исключительно на гуманитарную публику. Как будто бы криминальный сюжет (книга начинается с гибели Ролана Барта, который был не просто сбит машиной - это было покушение) служит движущий силой для того, чтобы иронизировать по поводу французской политической системы и самых важных философских и лингвистических концепций ХХ века. И в тот момент, когда тебе хочется сказать “ну ладно, это всё уже придумал Умберто Эко”, Эко появляется в качестве персонажа.

Реальные философы и лингвисты привольно разгуливают по страницам “Седьмой функции языка”, устраивают заговоры, шпионят, занимаются сексом, изменяют друг другу и совершают убийства.  Одного из них кастрируют. Конечно, здесь есть и вымышленные персонажи, в том числе, придуманные не только Бине - так, один из героев, американский профессор Морис Запп, заимствован из романа британца Дэвида Лоджа “Академический обмен”. Так что “Седьмая функция языка” - не только социальная сатира, но и вполне “campus novel”, жанр, действие которого происходит в академической среде. И то, как сарказм Бине обращён на университеты и издательства, самым естественным образом вспоминаешь и “Секретную историю” Донну Тарт, и “Корнишскую трилогию” (хотя правильнее было бы переводить “Трилогия Корниша”) Робертсона Дэвиса, но в первую очередь саркастичных британцев Кингсли Эмиса (“Счастливчик Джим”) и Малькольма Брэдбери (“Профессор Криминале”).

Калужская правда

Наталья Мавлевич

Все читают "Седьмую функцию языка" Лорана Бине, и хоть бы кто похвалил перевод! Анастасия Захаревич блестяще справилась со всеми головоломными задачами, на которые автор не поскупился. Мало того, что от нее потребовалось вникнуть во все тонкости семиотики, структурализма и прочих фокусов, в личные истории и характеры мастеров французской философской, лингвистической и политической эквилибристики (тут и Барт, и Фуко, и Кристева, и Деррида, и Альтюссер, и Соллерс, и Жискар с Миттераном и сворой советников), так еще надо было перевести, не впадая ни в грубость, ни в пошлость, кучу малопристойных и местами уморительно смешных сцен, целые страницы, написанные на студенческом сленге, а главное, сохранить пронизывающий всю книгу юмор, не слететь в кювет, когда автор выделывает резкие виражи, хватая читателя за шкирку, чуть только тот начнет тонуть в занудстве, и швыряя его на очередной детективный виток. А как точно передана речь главных героев, Байяра и Симона, полицейской ищейки и университетского препода, Холмса и Ватсона, постоянно меняющихся местами и ошарашивающих друг друга и читателя. Какие прекрасные комментарии! Словом, это виртуозная работа. Анастасия Захаревич — потрясающий переводчик. Так и передайте ей, кто ее знает. И, конечно же, браво, издательство Ивана Лимбаха!

Фейсбук

ISBN 978-5-89059-378-8
Изд. 2-е, испр. Издательство Ивана Лимбаха, 2020

(Пред. изд.: ISBN 978-5-89059-367-2, Издательство Ивана Лимбаха, тираж 2000 экз., 2019; ISBN 978-5-89059-357-3, Издательство Ивана Лимбаха, тираж 2000 экз., 2019)

Перевод с фр. А. Захаревич

Редактор А. И. Гулявцева
Корректор: Л. А. Самойлова
Компьютерная верстка: Н. Ю. Травкин
Дизайн обложки: Н. А. Теплов
В оформлении использован шрифт Paranoia, дизайнер Виталий Бриль

Переплет, 536 с. стр.
УДК 821.133.1-31 «20» 161.1 = 03.133.1
ББК 84 (4Фр) 6-44-021*83.3
Б 62

Формат 84х1081/32
Тираж 3000 экз. (доп. тираж) Книга 18+