Новости

Завораживающий, волнующий роман Саулюса Томаса Кондротаса «Взгляд змия» вышел из печати.

Книга переведена на пятнадцать языков. На русском языке роман увидел свет благодаря Томасу Чепайтису.

«Взгляд змия» совсем скоро появится в магазинах, его уже можно заказать на нашем сайте.
Отрывок из начала романа опубликован на Прочтении.

Из беседы Томаса Чепайтиса и Саулюса Томаса Кондротоса:

Т.Ч. Расскажи, как ты писал роман?

С.Т.К. «Глазами змия» я переписывал раз двадцать, все время что-нибудь изменяя или добавляя. Я тогда только учился ремеслу, и разные новые решения не могли меня не радовать.

Т.Ч. Кто были тогда твои учителя, быть может, кто-то из русских писателей?

С.Т.К. Конечно, само собой. Русская литература совершенно замечательная. «Анна Каренина» Льва Толстого – никогда не было на свете лучшей книги. Достоевский – наверное, любимейший мой автор, хотя и Лескова могу перечитывать вновь и вновь. Очень нравятся Салтыков-Щедрин, Чехов, Булгаков, Гоголь (особенно), Тургенев, Горький, Бунин, Бабель, Стругацкие. Я черпал отовсюду, откуда мог. Как конструировать предложение, что усилить, что опустить, как формировать абзац (тут прекрасный пример – Набоков ) и т.д., и т.п. без конца и без края.

Т.Ч. Теперь такая вот, более конкретная тема: язык и словарь романа. У тебя немало редких литовских слов, видимо, использовавшихся в 19 веке, и как читатель я могу поверить, что писал человек «оттуда».

С.Т.К. Когда я писал этот роман, приходилось искать книги 19 века, которые помогли бы ознакомиться с бытом, языком того времени, а значит, отчасти и с тем, как люди мыслили и чувствовали. Это была не художественная литература, а различные календари, полезные советы для домохозяек: как приготовить мясо, какие пряности класть, как засолить рыбу или грибы, как сделать сыр, приготовить домашние наливки, как стирать белье, какие-то детские колыбельные, прибаутки, загадки...

Т.Ч. Твой роман многослоен и полисемантичен. И «полистилистичен», если можно так выразиться. Еще будучи студентом, в 1982 году я договаривался о его переводе на русский, но ты вскоре стал персоной нон грата. Тогда я обращал внимание на карнавальность романа, он напоминал мне Рабле, критики сравнивали с Маркесом. Перечитывая его позже, я открыл таящиеся за фантасмагоричностью уныние и обреченность, выраженные простым, но мощным образом солнца – греховного взгляда змия. Хотелось бы затронуть библейский смысл змия, твою связь с христианством (недавно ты вроде бы стал священником?) и само ощущение греха, его, как говорил К.С. Льюис, «объективность».

С.Т.К. Должен тебя разочаровать, мои отношения с христианством неважные. Я считаю его набором сказок, суеверий и выдумок. Сказка про трех поросят, по-моему, круче, чем все эти басни о Христе. Да, я стал священником, но не христианским, а в Universal Life Church. Это церковь для людей, они не настаивают на каком-либо определении божества или святости, ты можешь иметь в виду все, что тебе угодно.

Т.Ч. Ну, отчего же, сказка про трех поросят перекликается с Евангелием: и там, и там советуют строить дом на камне или из камня, и не впускать переодетых волков. Быть может, в Евангелии при этом советуют еще их и любить, а быть может, и нет. Почитай на досуге, хорошая книжка, и я с тобой не согласен. Но я спрашивал скорее о нашем восприятии греха. Ты часто говоришь о нем и в своих последних вещах – «Евангелии от Иосифа» и «Рождении нации»...

С.Т.К. Не думаю, что существует какое-то объективное определение греха. Сколько людей, столько и мнений о нем. А воспринимаем мы грех очень просто - нам сигнализирует о нем наша совесть. Если ты чувствуешь, что сделал что-то плохое, это и есть грех. Если твой поступок не пробуждает в тебе осуждения, тогда не грех. Твой поступок может быть преступлением, за которое тебя накажет общество, но если он тебе таковым не кажется, тогда его и нет. Вообще, мир больше того, что доступно нашим пяти чувствам. В моих рассказах неизменно присутствует какая-то толика магии – того, что выходит за рамки обыденного; я всего лишь хочу обратить на это внимание.