Володина читать сложно. И эта не та степень сложности восприятия текста, которая может возникнуть при чтении Пруста или Джойса. Текст у Володина как раз достаточно прозрачен. Лично у меня сложность всегда вызывала та глобальность и одновременно безвременность описываемых событий, происходящих везде и нигде, та многоголосица имен собственных, ведущая свое начало из неких аббревиатур начала советской эпохи, когда детей называли Виленами и Даздрапервами. И еще - при некоторой своей похожести, родственности тенденций, романы Володина всегда разные. И если вы доберетесь до послесловия этой книги, то поймете почему.
В данном случае перед нами книга, дающая гурманам двойную радость. Помимо автора, она еще и переведена В. Кисловым, прекрасным переводчиком, подарившим нам "Исчезание" Перека, и многие другие шедевры современной французской литературы. Семь гдав, описывающих разные степени состояния бардо -буддийского сорокадевятидневного путешествия умершего к вечному свету, описываются с многогранной точностью и тонким сарказмом, с усталой всепоглощающей истомой и легкой, ни к чему не обязывающей иронией. Они разные и одинаковые одновременно. Это и некий наркотический трип и суперсерьезное, требующее жертвенности и самоотдачи мероприятие, то секунда, заключающая в себе вечность, череда дней и недель, закольцованная в своей бесконечности. Мы видим различных участников событий, каждый по своему воспринимающих состояние бардо, желающих быстрее пройти или наоборот остаться в нем, верующих и верящих в него или воспринимающих как жестокий розыгрыш окружающих. Игра со временем становиться непосредственным участником повествования. два монаха в одном вагоне несколько суток подряд проезжают кварталы одного и того же бесконечного города( не напоминает ли нам это героя другой книги Володина - Дондонга, - который, как я помню порядка 15 лет добирался до нового места службы, всегда находясь в движении и никуда не сворачивая с пути), и напротив, монах, решивший остаться в бардо навечно и закапывающий себя в песок, тратит на это недели, пролетевшие в его сознании за четверть часа. "Не растрать зря свою смерть", советует живой монах, читающий книгу мертвых умершему. И это вершина пути, по аналогии со зря растраченной жизнью, апофеоз желаний живого человека, провожающего умершего в семинедельный путь к вечной жизни.

И в завершение книги - феерический фарс бардо-бара, где пьяный клоун становиться третьим участником процесса бардо, посвященного его повесившемуся другу и компаньону. " Каждый вязнет внутри своего жуткого сна, - говорит клоун. - Вот и стоишь, застыв от горя, на вонючем песке, но, даже окаменев, приходится дергаться и издавать звуки. .. И все ждешь, что в темноте раздастся чей-нибудь дружеский смех. Ждешь, что чей-нибудь дружеский голос поддержит, взбодрит, выручит.. Ничего не происходит...Тьма остается безмолвной. Выдаешь из репертуара лучшие шутовские трюки, а дети отодвигаются. Ни один не смеется... Тогда уже не веришь даже в дружбу. Отстраняешься. Замыкаешься в себе. Не пытаешься разделить свое горе с маленьким Блюмши. И как-то ночью бродишь под трапецией. Как-то ночью бродишь под трапецией, а потом вешаешься."
Читая Володина на ум приходит множество мыслей, череда аллюзий и литературных ассоциаций. И в наше время такие книги на вес золота. А потому пусть каждый найдет в них что-то свое, порадуется и погрустит вместе с героями и автором.