Новости
Вернуться в разделДрузья, со 2 по 6 мая включительно на сайте магазина «Подписные издания» действует скидка 10 % на книги нашего издательства.
К этой акции коллеги подготовили список с рекомендациями:
Арно Шмидт «Ничейного отца дети» (трилогия)
В культуре практически каждой страны есть своя пространственная метафора пустотности и бескрайности – например, венгерская пушта, аргентинская пампа или русская степь. В Германии тоже есть подобное место, ореолом своим обязанное творчеству Арно Шмидта, который в трилогии «Ничейного отца дети» наделил Люнебургскую пустошь (на севере Германии, близ Гамбурга) чертами обрушившейся на XX век мировой трагедии. В дебютном романе «Брандова пуща» писатель возвращается из плена в полуразрушенную Германию; вторая часть («Черные зеркала») – размышление о повиновении и отношениях с отеческой фигурой в мире постъядерного хаоса (Nobodaddy – «ничейный отец», вынесенный в заглавие трилогии); завершающий роман «Из жизни одного фавна», самый экспрессионистский из всего цикла, – история рядового клерка немецкой канцелярии, который перед Второй мировой непостижимым образом заглядывает в будущее и готовится к немыслимому тогда поражению. Случай Шмидта уникален с точки зрения отношения к тексту и сюжетам (сам автор называл это «текстовым пуантилизмом»), но вполне органичен в контексте немецкой литературной традиции и мироощущения.
Киноведческое мокьюментари о превратностях съемок в экстремальных условиях, настроениях и жизненных обстоятельствах. Шарль Левински, сам и писатель, и сценарист, и драматург, и даже автор песен, выстроил настоящий сюжетный лабиринт, в котором соединил историю американского киноведа, который приезжает в Европу писать диссертацию о фильме-призраке немецкой кинопромышленности, и хроники создания этого самого фильма – отрывки из сценария, вымышленные досье из Википедии об участниках процесса, все интриги и страсти, которые складываются в историю ушлой съемочной группы, которая попала в идеологическую ловушку, но пытается выкарабкаться – запрашивает съемки в безопасных Альпах. Однако и там судьба настигнет тех, кто не пытается ее изменить.
Ольга Седакова «Перевести Данте»
Новый перевод канонических произведений – дело рискованное. Посягая на уже привычные рифмы и созвучия, авторы свежих версий предлагают нечто исправляющее, актуализирующее или идущее от личных впечатлений (если масштаб личности переводчика позволяет). В случае с «Божественной комедией», да и с Данте в целом, в прочтении Ольги Седаковой есть момент скорее комментирования, приближения к первоисточнику. Седакова берет по одной песне из каждой кантики «Комедии» и помимо перевода дополняет их вступлением и детальным комментарием, что еще полнее раскрывает произведение Данте, приближает к читателям его замысел и важные детали, которые по разным причинам отошли в тень в классическом переводе Михаила Лозинского, к которому Седакова относится с нескрываемым почтением – поэтому ее собственные переводы становятся не диспутом с Лозинским и не дополнением, а возможностью указать на пропущенные смысловые звенья литературного памятника.
История жизни знаменитого певца-кастрата Фаринелли (настоящее имя – Карло Броски), рассказанная французским музыковедом и профессором Западно-католического университета Анжера Патриком Барбье. Музыкальное искусство никогда не требовало таких жертв и рисков во имя красоты, как в XVII веке: тогда женщинам запрещалось принимать участие в оперных постановках, из-за чего женские партии доставались мужчинам и детям, а больше всего ценились чистые, пронзительные голоса мальчиков, которых ради сохранения этого дара подвергали кастрации. Фаринелли добился всемирного успеха, обожания, благосклонности королевских дворов и аристократического величия. Это был человек-парадокс – такие, как правило, и остаются в истории. О певцах-кастратах практически не сохранилось правдивой информации, но исследователям судьбы Фаринелли повезло – в какой-то момент были обнаружены его письма к покровителю, проливающие свет на истинный характер, деятельность и страдания вокалиста.
Хосе Лесама Лима «Зачарованная величина: Избранное»
Затворник, по состоянию здоровья практически не покидавший родную Кубу, и литературная величина одного с Борхесом масштаба (по мнению Хулио Кортасара), создающий «барочные лабиринты» и делающий из напластований мировой истории и культуры своего места текстологический палимпсест, Хосе Лесама Лима – писатель, поэт, эссеист, из неподвижной точки своего пребывания обозревающий архитектуру времен рифмами и сложносочиненными образами. В этом небольшом сборнике, помимо вступительного слова переводчика Бориса Дубина, собраны стихотворные труды Лимы, магико-реалистическая новелла «Фокус со снятием головы», литературная сюита «Гавана», где хроникальность заметок о погоде и кулинарии сочетается с творческими актами и встречами, и тринадцать эссе о поэтичности природы и природе поэзии в общих контурах и отдельными – через казусы Арто, Валери, Малларме, Рембо – штрихами.
Геннадий Барабтарло «Полупрозрачный палимпсест»
Художественная проза легендарного литературоведа и переводчика, главного специалиста по мирам Владимира Набокова помогает понять, каким может быть творчество человека, ответственного за перевод и разъяснение набоковских контекстов. Но в написанном, конечно, не стоит искать параллелей со строками Набокова или Пушкина, непревзойденным знатоком коих Барабтарло являлся, хоть название сборника (и одного из рассказов) и апеллирует к палимпсестам, то есть к чему-то, написанному поверх предыдущего. Это именно что проявления художественного взгляда на мир, литературу, происходящие вещи – в гранях рассказов, драматических сцен, фрагментов задуманных научных сочинений, переведенных в художественное русло, но от этого не впадающих в противоречие с исследовательской деятельностью автора.
Миленко Ергович «Руфь Танненбаум»
Вещая балканская гротескность подходит для разговора на неоднозначные, замалчиваемые темы – например, о жертвах Холокоста. Взяв за основу историю жизни хорватской девочки-актрисы Леи Дайч, сгинувшей в юности в лагере смерти, Миленко Ергович, «человек ниоткуда» (как он сам себя определяет), создает роман «Руфь Танненбаум» – где имена изменены, события поданы с повышенным градусом притчеобразности, но за всем этим все равно угадывается ощущение тревоги, несправедливости и ужаса, в который обратился мир середины двадцатого столетия. Ергович переставляет повествовательные акценты, оживляет Загреб со всеми его сумрачными переулками и ведет многоголосую речь к утверждению алогичности любого насилия.
