284

вернуться

Лилти Антуан
Публичные фигуры: Изобретение знаменитости (1750–1850)

 
Алексей Михеев
Вот уже полвека как благодаря французскому философу Ги Дебору мы осознали, что живем в “обществе спектакля”. Если говорить о медийном пространстве, то в нем разыгрывается многолетний сериал с множеством действующих лиц — кто-то уходит, кто-то приходит, но в целом состав остается достаточно стабильным. Перед нами разыгрывается пьеса, в которой неважно, чем занимаются те или иные персонажи (политики, актеры, музыканты, спортсмены, светские львицы, телеведущие), — важен сам факт того, что они по какой-то причине узнаваемы и популярны. Актеры становятся политиками, политики ведут себя как актеры, и массовой аудитории наблюдать это, похоже, нравится (достаточно вспомнить успех телепрограмм “Куклы” и “Мульт личности”). А вот зародился этот феномен задолго до появления телевидения и глянцевых журналов. Когда именно? Два с половиной века назад, как утверждает Антуан Лилти, автор книги “Публичные фигуры: Изобретение знаменитости (1750—1850)”, (пер. с фр. П. С. Каштанова. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2018. — 496 с.). Именно тогда общество начинает испытывать “сильное влияние таких факторов, как изменение публичного пространства, рост числа газет и портретных изображений, распространение моды, зрелищ, коммерциализация досуга” (понятно, что речь идет прежде всего о Франции). Лилти выделяет три вида признания и известности. Первый — “репутация” — носит скорее локальный характер и “соответствует коллективной оценке членами некой группы или сообщества одного из своих товарищей”; примером может служить профессиональная репутация. Второй уровень — “слава”, под которой “понимается признание, добытое неким незаурядным человеком за какие-либо особые достижения — идет ли речь о героических поступках или художественных или литературных произведениях”. Понятно, что славы достигают лишь единицы, но репутация — это ее непременное условие. А вот третий уровень — “знаменитость” — напрямую с репутацией не связан: знаменитостью (сейчас все чаще в ходу заимствованное “селебрити”) можно стать, никаких особых достижений не имея. Впрочем, изначально уровня “знаменитости” достигали все-таки те, кто высокой репутацией обладал, — и не только актеры (о которых Лилти пишет в главе, показательно названной “Общество спектакля”), но и интеллектуалы: писатели и философы. Больше всего внимания здесь уделено Вольтеру и Жан-Жаку Руссо, одним из самых первых знаменитостей: их изображения (портреты и даже — в случае Вольтера — бюсты) пользовались массовым спросом, хотя, возможно, далеко не все покупатели были хорошо знакомы с плодами их творчества. Тут можно вспомнить о Пастернаке и связанной с ним мем-фразе “Не читал, но скажу”. До нобелевского успеха поэт обладал безусловной репутацией, но подлинно “знаменитым” стал (наверное, даже минуя стадию “славы”) только после скандала с его вынужденным отказом от премии — Пастернака узнали все, даже и те (а их, конечно же, большинство), кто “не читал”. Действительно, “быть знаменитым некрасиво”. Но не то чтобы “не это подымает ввысь” — как раз подымает, но печально, что “ввысь” поднимается при этом не сам человек, а некий его образ, рожденный массовым сознанием и, по сути, живущий уже своей независимой жизнью, становясь “притчей на устах у всех”.

Вот уже полвека как благодаря французскому философу Ги Дебору мы осознали, что живем в “обществе спектакля”. Если говорить о медийном пространстве, то в нем разыгрывается многолетний сериал с множеством действующих лиц — кто-то уходит, кто-то приходит, но в целом состав остается достаточно стабильным. Перед нами разыгрывается пьеса, в которой неважно, чем занимаются те или иные персонажи (политики, актеры, музыканты, спортсмены, светские львицы, телеведущие), — важен сам факт того, что они по какой-то причине узнаваемы и популярны. Актеры становятся политиками, политики ведут себя как актеры, и массовой аудитории наблюдать это, похоже, нравится (достаточно вспомнить успех телепрограмм “Куклы” и “Мульт личности”).
А вот зародился этот феномен задолго до появления телевидения и глянцевых журналов. Когда именно? Два с половиной века назад, как утверждает Антуан Лилти, автор книги “Публичные фигуры: Изобретение знаменитости (1750—1850)”, (пер. с фр. П. С. Каштанова. — СПб.: Издательство Ивана Лимбаха, 2018. — 496 с.). Именно тогда общество начинает испытывать “сильное влияние таких факторов, как изменение публичного пространства, рост числа газет и портретных изображений, распространение моды, зрелищ, коммерциализация досуга” (понятно, что речь идет прежде всего о Франции).
Лилти выделяет три вида признания и известности. Первый — “репутация” — носит скорее локальный характер и “соответствует коллективной оценке членами некой группы или сообщества одного из своих товарищей”; примером может служить профессиональная репутация. Второй уровень — “слава”, под которой “понимается признание, добытое неким незаурядным человеком за какие-либо особые достижения — идет ли речь о героических поступках или художественных или литературных произведениях”. Понятно, что славы достигают лишь единицы, но репутация — это ее непременное условие. А вот третий уровень — “знаменитость” — напрямую с репутацией не связан: знаменитостью (сейчас все чаще в ходу заимствованное “селебрити”) можно стать, никаких особых достижений не имея.
Впрочем, изначально уровня “знаменитости” достигали все-таки те, кто высокой репутацией обладал, — и не только актеры (о которых Лилти пишет в главе, показательно названной “Общество спектакля”), но и интеллектуалы: писатели и философы. Больше всего внимания здесь уделено Вольтеру и Жан-Жаку Руссо, одним из самых первых знаменитостей: их изображения (портреты и даже — в случае Вольтера — бюсты) пользовались массовым спросом, хотя, возможно, далеко не все покупатели были хорошо знакомы с плодами их творчества.
Тут можно вспомнить о Пастернаке и связанной с ним мем-фразе “Не читал, но скажу”. До нобелевского успеха поэт обладал безусловной репутацией, но подлинно “знаменитым” стал (наверное, даже минуя стадию “славы”) только после скандала с его вынужденным отказом от премии — Пастернака узнали все, даже и те (а их, конечно же, большинство), кто “не читал”. Действительно, “быть знаменитым некрасиво”. Но не то чтобы “не это подымает ввысь” — как раз подымает, но печально, что “ввысь” поднимается при этом не сам человек, а некий его образ, рожденный массовым сознанием и, по сути, живущий уже своей независимой жизнью, становясь “притчей на устах у всех”.

«Иностранная литература» (11/2019)

Андрей Тесля
Основной тезис замечательной книги французского историка Антуана Лилти, вышедшей на языке оригинала в издательстве Fayard в 2014 году, весьма прост — «знаменитость» как культурный феномен возникает в середине XVIII столетия и за последующее столетие оказывается описанной и отрефлексированной — дабы затем десятилетие за десятилетием вызывать стандартные сетования по поводу «новизны», появления «культуры селебрити» и т.п. Лилти одновременно дистанцируется от двух позиций — взгляда, считающего феномен «знаменитости» новым, связанным с кинематографом и телевидением, и противоположного, объявляющего «знаменитость» общечеловеческим феноменом, свойственным всем временам и нравам.

Colta

Галина Юзефович
Захватывающее исследование современного французского историка Антуана Лилти — попытка найти в прошлом истоки одного из важнейших феноменов сегодняшнего дня — культуры «селебритиз». Исследуя практики публичного поведения знаменитостей XVIII и XIX веков и методы их коммуникации с поклонниками, Лилти выявляет механизмы, в разные эпохи заставляющие одних людей искать популярности, а других — увлеченно следить за жизнью кумиров.

Елена Васильева
Французский историк Антуан Лилти подчеркивает: его наука редко интересуется темой «селебрити». Для этого есть глянцевые журналы или, в конце концов, антропологи. Однако он берется показать, что понятие «знаменитости», к которому мы привыкли в XXI веке, появилось гораздо раньше, в эпоху Просвещения, и продолжало развиваться в XIX веке. Лилти объясняет такие термины, как «слава» и «репутация», и проводит между ними четкие границы. Главными героями исследования становятся Жан-Жак Руссо, Вольтер и Мария Антуанетта. Если бы пару веков назад существовал «глянец», в нем бы писали почти об этом.

Прочтение

Игорь Гулин
Принято думать, что звезды — люди, которые известны прежде всего тем, что известны,— персонажи ХХ века; что исключительно благодаря современным медиа политики, писатели, музыканты превратились в актеров общества спектакля, стали пустыми фигурами, играющими роли самих себя на радость публике. Другая версия: знаменитости были всегда, и герои телеэкранов занимают в обществе то же место, что древние воины и поэты. Лилти доказывает: то и другое — неправда. Знаменитость — исторический феномен, вместе с другими главными явлениями современного общества он появляется в Европе XVIII веке и достигает расцвета в эпоху романтизма. Подробно разбирая случаи Вольтера, Руссо, Марии-Антуанетты, Наполеона, Байрона, Листа и других, Лилти обнаруживает в их историях постепенное рождение знакомой нам всем культуры знаменитостей, узнаваемых стратегий поведения любимцев публики, манеры, которыми общество превращает звезду в фетиш, идентифицируется с ней, обожает и разоблачает.

Коммерсантъ Weekend

Мария Лебедева
Феномен корейских айдолов, интерес к жизням героев реалити-шоу и пристальное внимание к нарядам звезд шоу-бизнеса не появились из ниоткуда. Параллели между кумирами прошлого и настоящего напрашиваются сами собой. Исследование Антуана Лилти рассказывает об обществе Нового времени. Невзирая на пропасть в три столетия, разделяющую современность и Новое время, Лилти говорит о неизменных вещах: механизмах популярности и том, что из этого следует — массовом распространении нежелательных образов знаменитостей, отождествлении частной персоны с ее образом, размытии границ между публичным и личным. Предыдущая книга французского историка была посвящена салонной культуре XVIII века, теперь же он рассуждает не о светских пространствах, а о людях, их наполняющих. Как и в своей предыдущей книге «Мир салонов», Лилти говорит о, пожалуй, главной проблеме популяризации истории: субъективности оценок и относительности фактов. Историческая память и воспоминания современников столь же непрочны, как и память отдельно взятого человека — а потому в «Публичных фигурах» предлагается посмотреть на проблемы с разных точек зрения и показать, как из реальной основы творится миф. Исследование Лилти разбито на семь глав: «Вольтер в Париже», «Общество спектакля», «Первая медиатическая революция», «От славы к знаменитости», «Одиночество знаменитого человека», «Могущество знаменитости», «Романтизм и знаменитость». Первая глава, «Вольтер в Париже», анализирует конкретный эпизод. Вольтер приезжает в Париж после тридцатилетнего отсутствия. Время превратило этот эпизод из жизни восьмидесятитрехлетнего философа в легенду о писательском триумфе, свидетельство абсолютного признания и почтения. Все парижские аристократы хотели хотя бы мельком увидеть «фернейского старца», Бенджамин Франклин просил его благословить своего внука. Кульминацией визита стала постановка вольтеровской комедии «Ирена», и бюст писателя на сцене венчали лавровым венком. Лилти поднимает из небытия свидетельства современников, считавших, что все происходящее — фарс и издевка: утрированное поклонение превратило философа в потеху для толпы. Эта карнавальная двойственность сопровождает феномен знаменитости по сей день: быть известным значит служить моделью как для парадных портретов, так и для карикатур. Отношение к знаменитости, утратившей свою былую привлекательность, можно наглядно проследить на основе портретов легендарной леди Гамильтон, получившей звание наиболее часто изображаемой женщины британской истории. Всего за полтора десятилетия она проходит путь от античных образов на портретах кисти Ромни или Виже-Лебрен до злой сатиры Гиллрея «Дидона в отчаянии», выставляющей располневшую знаменитость нелепой и жалкой. Вместе с пристальным вниманием к личной жизни известных людей, развивалось и осуждение этого интереса. Знаменитость — феномен едва ли не в равной степени притягательный и отталкивающий. При этом учитываются гендерные различия: знаменитый мужчина вызывает одобрение, знаменитая женщина — порицание, поскольку популярность неизменно провоцирует интерес противоположного пола. Возможность привлекать поклонников расценивается как аморальная, и женщина-знаменитость в глазах толпы — почти всегда куртизанка. Говоря о публичной жизни XVIII века, Антуан Лилти показывает, что «ничто не ново под солнцем», что феномен знаменитости — не продукт XXI деградировавшего века, не свидетельство упадка культуры, а такая же часть ее, как, например, мода. От смены декораций не меняется суть, и истерическая «байрономания» не слишком уж отличалась от преследующих музыкантов групи, а гравюра, изображающая одевающего штаны Вольтера — почти что тизерная шок-реклама. И, наконец, словами Лилти можно обьяснить, почему еще не закрыли «Дом-2»: «Традиционные» эмоции вроде восхищения и жалости вытесняются любопытством и эмпатией, двумя главными стимулами идентификации, а социальные условия уравниваются настолько, что каждый может в какой-то остепени отождествлять себя с любым из своих современников.

Мария Нестеренко
Среди персонажей книги Вольтер, Руссо, Мария-Антуанетта, Байрон и многие другие, но все они нужны Лилти в первую очередь для того, чтобы на конкретных примерах показать, как работают механизмы популярности. <...> Хотя исследование Лилти привязано к конкретным историческим реалиям, оно попадает в широкий контекст изучения феномена популярности. Книга Лилти, хотя она и посвящена XVIII–XIX векам, подсвечивает современность, так что интересно ее читать будет не только любителям истории, но и тем, кого волнует феномен современных "stars"

Горький

Ольга Лебёдушкина
≪Да ведь Мария Антуанетта — это леди Ди!≫ — Фрэнсис Форд Коппола, оказавшись на съемках фильма своей дочери Софии о французской королеве, был поражен сходством судеб двух знаменитостей". Свой рассказ о рождении культуры селебрити французский историк Антуан Лилти начинает с этого проницательного замечания. С его точки зрения, понятие знаменитости - плод эпохи Просвещения, когда были сформированы важнейшие представления о частной жизни и публичности. Но как Мария-Антуанетта могла быть "дивой" и "звездой" , когда никто не употреблял этих слов в таком значении, до всякого шоу-бизнеса, телевидения, интернета, глянцевых журналах? Книга Антуана Лилти - о том, как работали механизмы славы в Европе 18 - начала 19 века.

Радио Культура

Эльнар Гилязов
В «Публичных фигурах» Антуан Лилти задаётся амбициозной целью: доказать, что знаменитости и главные противоречия, связанные с ними, возникли задолго до интернета, телевидения и массового общества. Для этого он погружается в исторический контекст Европы середины XVIII века, где произошло два кардинальных изменения. С одной стороны, с распространением печати появилась публика и публичное пространство. И для Антуана Лилти (здесь он спорит с Юргеном Хабермасом) публичное — это не сфера критического обсуждения идей, а сфера эмоций и совместных переживаний. Также в это время из-за распада традиционных ролей и ориентиров у европейского субъекта возникла потребность в поиске аутентичного «я», он стал более восприимчивым. Публика и ищущий субъект стали основами для появления знаменитостей.

Кот Бродского

ISBN 978-5-89059-316-0
Издательство Ивана Лимбаха, 2018

Пер. с франц. П. С. Каштанова

Редактор И. В. Булатовский
Корректор: Л. А. Самойлова
Компьютерная верстка: Н. Ю. Травкин
Дизайн обложки: Н. А. Теплов

Переплет, 496 стр., ил.
УДК 94 (44) «1750/1850» + 008 = 161.1 = 03.133.1
ББК 63.3 (4Фра) 51 + 63.3 (4Фра) 52 + 71.0-021*83.3
Л 57

Формат 60х901/16
Тираж 2000 экз.