Отрывок
ОКТЯБРЬ
3 (среда)
Выходили сегодня с Юр. за деньгами. Была чудная
теплая погода с солнцем. К середине дня пошел
дождь и весь вечер лил, так что гости
приходили мокрые как мыши. Был Костя два раза.
вечером с Люлей, и Лев Львович. Он мрачен, говорит,
что скоро полностью впадет в ничтожество. Очень
все было хорошо и приятно.
4 (ч<е>тв<ерг>)
Сидел дома. Погода из окна приятная, но, говорят,
холодно и ветрено. Был Лихачев. Я искренне ему
обрадовался. Потом Шадрин. У Юр. был Михайлов.
Письмо от Михайловского. Все немного приходит в
норму. У Шпитальников поставили радио.
Саратовские дачи.
С юж<ной> стороны Саратов обступают горки. или,
вернее, плоскогорья, изрезанные ущельями,
которые там назывались оврагами. В этих оврагах
располагались гнездами дачи двух-трех
владельцев. Со стороны дороги они были ограждены
общим для всех домов одного владельца забором, со
стороны леса ничем не были загорожены, и
фруктовые сады переходили в дикую местность.
Большая дорога шла поверху, и мимо самих оврагов
никто нс ходил и не ездил, а чтоб попасть в
соседний овраг, нужно было или далеко обходить по
выжженому полю, или прямиком перелезать через
лесистый кряж. Овраги друг на друга были не
похожи: были и поуже, и поправильней, и с видом на
Волгу, и с видом на город, и были лесистые, и были
лысые. Воды никакой, кроме тинистых прудов, не
было, так что "к ручью" ходить куда-то за три
версты было целая экскурсия. Тот овраг, где жили
несколько лет подряд, назывался...
Отрывок
Очень опасно то, что я сейчас скажу, но очень
нужно самому себе. М<ожет> б<ыть>, потом
пожалею, может быть завтра же напишу другое, но
это нужно сейчас сказать. Дело идет не более или
менее как о вере. Обычные анекдоты что люди всю
жизнь были безбожниками или равнодушными, а как
до дела дойдет (т. е. до смерти), так обретали веру.
Это трогательно и удобно. Со мной как раз
наоборот. Всю жизнь я был верующим, а как дело
дошло до старости и смерти, так эту веру потерял.
Засох и закрылся. Как будто обиделся, что вера не
спасает меня от фактической смерти. Веру в бога я
[не] потерял, но очень неопределенно и
бесформенно, веры в чудо и в силу молитв я не
потерял, но это больше относится к вере в
человеческие неисследованные силы, веры в
христианскую мифологию, в святых, в обряды я не
потерял, но будто далеко от них уехал в далекий,
чужой и скучный город. Знаю, что там остались
друзья и родные, но не видаю их. Вернуться в этот
город не трудно. Я потерял веру в личное
бессмертие души — а это в данном вопросе о смерти
самое важное. Так что все мои отношения к смерти
это отношения к черной дыре японской гравюры.
Тупо, черно и безнадежно. Опять, это только по
отношению к себе. Для других я верю в это
бессмертие, даже представляю его себе местным,
кладбищенским, покойницким.
Я верю, что близкие мне не умрут, даже могут со
мною иметь сношения в виде привидения, вампиров и
т.д. Для себя же нет. Почему? У меня даже сейчас
мелькнуло сомнение в моем неверии. К тому же я
знаю, что (не смейтесь), если бы, смотря на облака
перед закатом, какой-нибудь человек, которому бы
я очень доверял и которого бы любил, стал
говорить мне о том, что душа бессмертна, я бы
сейчас же поверил. Или если бы хор запел на музыку
Моцарта, масонские слова о бессмертии. Только
чтобы не было морали. И я бы плакал, плакал,
плакал, плакал до полного изнеможения, до полного
извержения слезы текли бы, как семя при
совокуплении. Может быть, дело не так плохо
обстоит? Да, но где же взять и хора Моцарта, и
масонские слова, и сад с вечерними облаками, а
главное, такого человека, которому бы я верил?
Слезы-то, те найдутся.
Издательство Ивана Лимбаха, 1998
Формат 60х84 1/16
(145х180 мм)
415 стр., переплет.
3000 экз.