Иосифу Бродскому и посвящена первая часть этой книги. Начинается она с публикации пространной беседы с поэтом по многим проблемам его жизни и творчества. Бродский предстает и через его диалог со слушателями его творческого вечера в Париже (1990), и через разговор с Шарлем Добжинским — автором поэтического протеста против позорного суда над Бродским, и с кинодокументалистом, журналистом Виктором Лупаном, и с профессором Никитой Струве, организовавшим в Париже его поэтические выступления, и со шведским славистом Бенгтом Янгфельдом, и с друзьями Бродского — поэтами Владимиром Уфляндом, Евгением Рейном и Львом Лосевым, писателем Андреем Битовым.

Второй раздел книги обозначен словами Булата Окуджавы: “Каждый пишет, как он слышит...” В нем публикуются беседы с этим прекрасным поэтом о его творчестве.

Здесь же — об их творческих путях, их мировоззрении — с известными поэтами Андреем Вознесенским, Генрихом Сапгиром, Геннадием Айги, Владимиром Соколовым, Юрием Кублановским, с прозаиками Евгением Поповым, Владимиром Маканиным, Людмилой Улицкой, Александром Зиновьевым, Михаилом Веллером, Юрием Рытхэу.

Третий раздел: “Оглядываясь на сфинкса”. Очевидно, В. Амурский имел в виду блоковскую формулу: “Россия — Сфинкс...” Здесь Анатолий Приставкин рассказывает о чеченской трагедии, делится своими мыслями о литературе и жизни Сергей Залыгин. Историк Пьер Ригуло говорит о французах, канувших в советском ГУЛАГе, а его соотечественник Жак Росси повествует о том, как, будучи молодым агентом Коминтерна, он попадает в советский ад и затем пишет “Справочник по ГУЛАГу”. Олег Волков вспоминал о своем “Погружении во тьму”. Дочь Александра Галича Алена Архангельская делится памятью о своем отце. Французский русист Жорж Нива — исследователь жизни и творчества Александра Солженицына — делится своими мыслями об авторе “Архипелага”. А об одном из персонажей “В круге первом” — Димитрии Панине, выведенном А. Солженицыным в образе Сологдина, своеобразном мыслителе, В. Амурский говорит с его вдовой Иссой Паниной. Писатель и переводчик Дмитрий Сеземан вспоминает о своей нелегкой судьбе и своем близком друге, сыне Марины Цветаевой Георгии Эфроне — Муре. Марина Влади не могла обойти свои годы, прожитые вместе с Владимиром Высоцким. Осквернение могилы Пастернака в Переделкине оказалось поводом разговора о духовном состоянии сегодняшнего российского общества с мемуаристкой Ириной Емельяновой — дочерью последней музы Бориса Пастернака — Ольги Ивинской.

Четвертый раздел назван “Чаша терпения”. В нем мы встречаемся вместе с автором книги с Фридрихом Горенштейном, с Владимиром Максимовым, Натальей Горбаневской, узником мордовских политлагерей, писателем, филологом и мыслителем Вадимом Козовым, с поэтом и литературным критиком Мануком Жажояном, Николаем Боковым, ставшим поэтом и прозаиком лишь в эмиграции, литератором Батшевым, редактором литературных журналов “Литературный европеец” и “Мосты”, издаваемых в Германии. Знакомимся мы и с русским писателем, живущим в Берлине, Игорем Шестковым, с художником, скульптором, публицистом, издателем Игорем Шелковским, с фотомастером Владимиром Сычевым, не считающим себя “фотохудожником”, но вне зависимости от этой своей самооценки, как показывают опубликованные в книге его работы, являющимся замечательным мастером художественной фотографии. В беседе с журналистом и поэтом Ириной Басовой — женой выдающегося живописца Бориса Заборова — читатель неожиданно узнает, что она — дочь замечательного поэта Бориса Корнилова, сгинувшего в застенках НКВД.

Заключительная часть книги — “Летучий профиль Пушкина” — включает в себя три беседы: с блестящим филологом Ефимом Эткиндом, с уже нам знакомым Д. Сеземаном и талантливым переводчиком на французский язык русской литературы Андре Марковичем.

Этот беглый перечень многих интереснейших творческих личностей не должен создавать впечатления, что книга “Тень маятника и другие тени” является калейдоскопом. В ней эти личности не мелькают, а раскрываются подчас неожиданными гранями. Сознаюсь, я очень много узнал ранее для себя неведомого. Но объединяющим началом этой воистину многоликой книги выступает сам ее автор. Это он объединяет множество своих собеседников. И объединяет неформально. Сам Виталий Амурский — отличный поэт, автор нескольких поэтических книг (его стихи знакомы и читателям “Вышгорода), как поэт и журналист публиковался в ведущих газетах и журналах русского зарубежья, при этом “мотив Эстонии”, с которой он связан своей биографией, был и остается одним из неизменных. Москвич по рождению, он уже почти четыре десятилетия живет во Франции, учился в аспирантуре парижской Сорбонны. Четверть века с лишним работал в русской редакции Международного французского радио (RFI), где вел еженедельную авторскую программу “Литературный перекресток”. Со многими своими собеседниками автор хорошо знаком, с некоторыми дружен. Он не пригибается в общении с очень именитыми, а выступает на равных, проявляя полную компетентность в их творчестве, порой полемизируя с ними.

Объединяют книгу и те сквозные проблемы, которые стереометрически, даже я бы сказал, голографически выявляются в книге без каких-либо навязчивых доктрин: эмигрантские судьбы в их разнообразии, жизнь творческих людей во всем ее индивидуальном проявлении вне Родины, их отношение к исторической и современной России. Через это все обнаруживаются связующие нити между Россией и Францией.

Книга написана безукоризненным языком, ясно передающим порой непростые мысли. Каждая беседа открывается кратким вступлением, содержащим сведения о собеседнике, необходимые для восприятия диалога. Чтение облегчается библиографическими и биографическими примечаниями-справками.

Книга “Тень маятника и другие тени” читается увлекательно, но она относится к тем книгам, которые побуждают к перечитыванию. Не только потому, что все запомнить невозможно, но и для нового продумывания того богатства и многообразия идей и размышлений, которые заключены в этой хорошо изданной книге, которую приятно взять в руки.

©"Нева" 2012 №7

Я познакомился с Виталием Амурским в конце 1988 года в Гренобле, где проходил знаменитый, как потом выяснилось, фестиваль русской поэзии, перекинувшийся затем в Париж. С тех пор мои довольно частые поездки во Францию сопровождаются почти регулярными встречами с Виталием – когда он работал в русской редакции RFI (Международного французского радио), мы с ним сделали ряд интервью на темы, нас обоих (и, надеюсь, слушателей) волнующие, – о французской и русской поэзии, о переводах французской лирики на русский язык, о поэтах-переводчиках…

Упоминаю об этом, потому что чтение новой книги Виталия Амурского вызвало у меня не только читательский, но и личный интерес: многие интервью, опубликованные в книге, я так или иначе знал и читал (и слушал) раньше. Поэтому новая встреча с ними покрыта для меня флером памяти и определенного рода ностальгией по тем временам и тому Парижу, который на моих глазах уходит в прошлое, уводя с собой людей, с которыми встречался не только Виталий, но и я, и эти аллюзии, разбудораженные сегодняшним чтением, дороги и познавательны.

Виталий Амурский – поэт, прозаик, автор нескольких, на мой взгляд, примечательных сборников, собиратель редких изданий и знаток жизни русских парижан, чрезвычайно интересно раскрывается в своей новой книге как умный и талантливый собеседник; причем, надо отметить, что большинство его интервьюеров – люди не простые, сложно идущие на разговор, требующие не просто любопытствующих, но весьма значимых в разговоре вопросов. В книге собраны беседы с большим количеством деятелей культуры, прежде всего литераторами, – отмечу хотя бы тех, кто представляется мне лично наиболее интересным: Иосиф Бродский и Ефим Эткинд, переводчик русской литературы на французский язык Андре Маркович и переводчик французской поэзии на русский язык Вадим Козовой, французский поэт Шарль Добжинский и русские – Геннадий Айги, Лев Лосев, Генрих Сапгир, Юрий Кублановский…

Из книги Амурского, значительной по объему и снабженной, кстати, превосходными фотопортретами, можно в полной мере почерпнуть основополагающую идею жизни и работы автора – не только наведение мостов между Россией и Францией, но прежде всего сохранение и укрепление всех живых ниточек, связывающих две культуры. Сохранять куда сложнее, чем строить. В этом смысле книга Амурского, я очень надеюсь, будет интересна многим и многим читателям

©labirint.ru

Среди собеседников Виталия Амурского – Иосиф Бродский и Булат Окуджава, Андрей Вознесенский и Владимир Максимов, Генрих Сапгир и Геннадий Айги; французы – бывший узник ГУЛАГа Жак Росси и историк Пьер Ригуло, актриса Марина Влади и литературовед Жорж Нива, многие другие. Можно и даже нужно отметить, что под переплётом книги «Тень маятника и другие тени» нашли своё место и отдельные российско-французские связи, дающие своеобразные отсветы на те же самые времена. 

Автор книги – Виталий Амурский – более четверти века поработал в русской редакции RFI и остаётся тесно связан с ней, и, поэтому для этой передачи я попросил рассказать о книге именно его.

Читать. Слушать.

 В некотором смысле «Тень маятника…» выстроена вокруг Иосифа Бродского, которому посвящена первая, заглавная часть сборника. Однако среди собеседников Амурского и активно ныне работающие русские прозаики, в частности Людмила Улицкая и Владимир Маканин; и поэты в диапазоне примерно от Булата Окуджавы до Геннадия Айги; и деятели русской литературной эмиграции, как Владимир Максимов и Ефим Эткинд; и еще многие, включая, например, Александра Зиновьева и даже Марину Влади. Фигура Бродского задает здесь, во-первых, хронологическую рамку: «длинные семидесятые» и последовавший за ними период надежд, продолжавшийся примерно до середины девяностых. А во-вторых, способ видеть русскую литературу и культуру в широком мировом контексте. По нашим временам это редкость.

©http://os.colta.ru