Отрывок

Как этот день сегодня странно тонок:
Слепительный, звенящий ряд берез;
И острое жужжанье быстрых ос
Над влажностью кораловых масленок.
Сегодня облака белеют ярки,
Нагромождает ветер эти арки,
Идешь один, как будто жданный вождь.
Младенчески чему то сердце радо.
И падает осенняя награда --
Блистательный, широкий, светлый дождь.

1913

Отрывок

С. К. Маковский

Гр. В. А, Комаровский (1881-1914)

Граф Василий Алексеевич Комаровский... Кто знает теперь этого поэта? Немногие — даже среди писателей, охотно вспоминающих «Серебряный век» со всем его романтическим кипением, с его литературными парадокса-
ми и бесчисленными зачинателями «новых путей» в искусстве. Да и рань-
ше, до революции, стихи и проза Комаровского не вызывали особого вни-
мания ни авторитетных критиков, ни широкого круга любителей поэзии.

Между тем Гумилев, ценитель придирчиво-строгий к поэтам-дебютан-
там, тотчас отметил, в своих аполлоновских «Письмах о русской поэзии»,
изданный в 1913 году сборник графа Комаровского «Первая пристань»
и возвел автора-царскосела в ранг «мастера», недоумевая, почему сбор-
ник не имел успеха.

«Как наша критика, столь снисходительная ко всем без разбору,
торжествующая (?) все юбилеи, поощряющая все новшества, так
дружно отвернулась от этой книги не обещаний (их появилось так
много неисполненных), а достижений десятилетней творческой ра-
боты несомненного поэта? <...> Под многими стихотворениями сто-
ит подпись „Царское Село", под другими она угадывается. И этим
разгадывается многое. Маленький городок, затерянный среди ог-
ромных парков, с колоннами, арками, дворцами, павильонами и ле-
бедями на светлых озерах, городок, освященный памятью Пушкина,
Жуковского и за последнее время Иннокентия Анненского, захва-
тил поэта, и он нам дал не только специально царскосельский пей-
заж, но и царскосельский круг идей.»<...>



<...>Культура поэта угадывается в том, как соединяются в его творчестве
разные влияния извне и как побеждено его личностью все, что он подслу-
шал вольно или невольно с разных сторон, из разных далей. У поэта с
большой культурой -- всегда не одна, а несколько «душ», сцепленных
вдохновенной волей. Многодушное сознание Комаровского еще обостря-
лось его болезнью, -- как бы прозревало по ту сторону «бытия для всех»;
прошлое и настоящее во многих его строках загадочно совпадают — в сим-
воле преображающем.

Вот, например, последнее четырехстишие, не приведенное Гумилевым
в его рецензии, стихотворения -- «Где лики медные Тиберия и Суллы»:

Гляжу -- на острове посередине пруда
Седые гарпии слетелись отовсюду
И машут крыльями. Уйти, покуда мочь...
. . . . . . . . . . .. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
И тяготит меня сиреневая ночь.

Очень характерно здесь это незаконное «покуда мочь» (вместо можно)
и целая строка многоточием... Поэт захотел словами выразить невырази-
мое. Эти гарпии, баснословные когтистые орлы-кровопийцы, еще страш-
нее, оттого что в них преобразились царскосельские черные лебеди, ма-
шущие крыльями, -- они вылетели из сердца поэта, вспомнившего свое
безумие...

Мне кажется, что Иннокентию Анненскому, любившему страшную сим-
волику древних, мешало его здравомыслие, его иронический рациона-
лизм. Всю жизнь, переводя Эврипида, он переживал трагические мифы
эллинов, но последние его лирические трагедии -- «Лаодамия» и «Фами-
ра-Кифаред» были бы намного более жуткими, если бы сам Анненский
хоть чуточку поверил вызываемым призракам: мертвому Иолаю, приходя-
щему из могилы на супружеское ложе, и -- влюбленной в родного сына
Нимфе, на пахнущих тмином холмах Фессалийских. Иногда в единой строке
Комаровского больше подлинной жути... Ему не мешает рассудок, он не
только художественно воображает, он воочию видит рожденный больным
мозгом образ.

-----------------------
* Младших божеств (с лат.).
** С листа (с фра ни.).

Отрывок

«К сумасшествию своему он относился двояко: и опасливо, избегая всего того, что могло хоть немножко поколебать его очень шаткое нервное равновесие, и в то же время бесстрашно: много думал и даже писал воспоминания о своих сумасшествиях. Из воспоминаний этих я запомнил одну фразу: „Несколько раз сходил с ума и каждый раз думал, что умер. Когда умру, вероятно, буду думать, что сошел с ума". Он умер сумасшедшим. Начало войны нанесло такой удар его нервной системе, что она не вынесла, и все силы хаоса снова хлынули на него и затопили уже навсегда. В последний раз я его видел перед моим отъездом в действующую армию. Он был в состоянии крайнего возбуждения; он был обеспокоен мыслью, у кого из знакомых скорее всего он найдет охотничье ружье: он хотел идти защищать Петербург в случае немецкого десанта. Последние его стихи, оставшиеся в черновой тетради, написаны еще до начала военных тревог. Это был тот памятный, исключительно жаркий июль, о котором Анна Ахматова, новая Кассандра, написала такие страшные пророческие стихи.

В стихах Комаровского нет этой тревожной ноты: он не смешивал искусства с хаосом подсознательных предчувствий. Вот эти набросанные им стихи:

Июль был яростный и пыльно-бирюзовый,
Сегодня целый день я слышу из окна
Дождя осеннего пленительные зовы;
Сегодня целый день и запахи земли
Волнуют душу мне томительно и сладко,
И, если дни мои еще вчера текли
В однообразии порядка...

„Однообразие порядка" нарушилось, и через несколько недель его не стало».