Г

Генерал-губернатор

Наименование генерал-губернатора как высшего военного и гражданского начальника Санкт-Петербурга и губернии было впервые применено к А. Д. Меньшикову при основании города, еще до учреждения губерний. При учреждении губерний в 1708 г. должность генерал-губернаторов предусматривалась "для порубежных и знатных губерний", но вплоть до екатерининской губернской реформы 1775 г. на практике полномочия генерал-губернаторов ничем не отличались от губернаторских. При Екатерине II наместники, иначе называемые генерал-губернаторами, стали осуществлять высшее управление несколькими губерниями, причем им были подчинены гражданские губернаторы этих губерний. В Санкт-Петербурге должность генерал-губернатора предусматривалась только в отсутствие императрицы. При Павле I должности наместников были упразднены, но в некоторых (преимущественно пограничных) регионах были сохранены должности генерал-губернаторов. В Санкт-Петербурге была введена должность военного губернатора, которому были подчинены как расквартированные в столице войска, так и городские административно-полицейские учреждения. В дальнейшем санкт-петербургские генерал-губернаторы осуществляли высшую военную и административную власть в столице и губернии, причем подчиненные им гражданские губернаторы заведовали губернскими учреждениями, а генерал-губернаторы - городскими. В остальных местностях Российской империи должность генерал-губернаторов как главных начальников края, включавшего обычно несколько губерний, сохранялась главным образом на окраинах (см.: Управление империей).
В 1801-1802 гг. генерал-губернатором Санкт-Петербурга был М. И. Голенищев-Кутузов, выдающийся русский полководец, в августе-ноябре 1802 г. - генерал-фельдмаршал граф М. Ф. Каменский, известный не только своими подвигами в войнах с Турцией (и крайне неудачным командованием в войне с Наполеоном в 1806 г.), но и многочисленными чудачествами, а также жестоким обращением с дворовыми, что и послужило причиной его убийства собственными крепостными. Далее (в 1802-1803 гг. и с 1803 по 1805 г.) в должности петербургского генерал-губернатора находился граф П. А. Толстой, впоследствии председатель Департамента военных дел Государственного совета, председательствующий в Разрядной комиссии, определявшей меру наказания декабристам, с 1827 г. - управляющий Главным штабом, главный начальник над военными поселениями, командующий гвардейскими войсками в Санкт-Петербурге и т. д. В 1828 г. он возглавлял официальное расследование об авторстве "Гавриилиады". В 1803 г. несколько месяцев должность петербургского военного губернатора занимал также А. Я. Будберг, впоследствии министр иностранных дел. В 1805-1808 гг. и с 1812 по 1818 г. должность петербургского главнокомандующего (генерал-губернатора) занимал - одновременно с должностью военного министра (1805-1808), а позднее - с должностью министра полиции (1812-1818) - С. К. Вязмитинов, успешный военный администратор, любитель литературы, музыки и театра (был автором оперы), опытный сановник, сыгравший также заметную роль в строительстве и благоустройстве столицы. В 1809 г. генерал-губернатором в Санкт-Петербурге стал А. Д. Балашов.
Александр Дмитриевич Балашов (1770-1837), генерал-адъютант, генерал от инфантерии, генерал-адъютант, член Государственного совета, в период своего генерал-губернаторства был и министром полиции (1810-1812; октябрь - ноябрь 1819); именно он способствовал падению М. М. Сперанского, который в 1810-х гг. сделал все для его возвышения. По оценке Н. И. Греча, Балашов "как частный человек <…> может быть, имел и достоинства… Но в отношении государственном был более вреден, нежели полезен" (Греч Н. И. Записки о моей жизни. М., 1930. С. 563).

В 1828 г. Балашов в рассматривавшемся в Государственном совете деле о распространении возмутительных стихов Пушкина - отрывка из элегии "Андрей Шенье" - занял благожелательную позицию по отношению к поэту (см.: Щеголев П. Е. Из жизни и творчества Пушкина. М.; Л., 1931. С. 95-126).
К 1832 г. относится переписка Пушкина с Балашовым, связанном с желанием П. В. Нащокина купить принадлежащий Балашову участок земли под Симоновым монастырем на берегу Москвы-реки (XV, 5, 6).

В 1818 г. на должность санкт-петербургского генерал-губернатора был назначен Михаил Андреевич Милорадович (1771-1825). На этом посту он обнаружил абсолютное отсутствие деловых качеств, беззаботность и любовь к внешнему великолепию и блеску. Его часто можно было видеть на городских праздничных гуляньях - в окружении многочисленной свиты; на устройство одного из ежегодных Екатерингофских праздников (см.: Гулянья светские) граф выделил непомерно большую сумму из городской казны.

Ф. Ф. Вигель, человек пристрастный и недоброжелательный, объясняет привязанность Милорадовича к Екатерингофу тем, что вокруг него располагались дачи, занятые театральными воспитанницами, у которых Милорадович часто бывал (Вигель. Ч. 6. С. 51-52). В столице было хорошо известно пристрастие Милорадовича к "жизни кулис". Генерал покровительствовал хорошеньким актрисам, но "непочтительности" не прощал - мог отправить под арест в театральную контору, а иногда и в Петропавловскую крепость.

Особую роль (в апреле 1820 г.) сыграл Милорадович в судьбе юного Пушкина. Получив приказ задержать вольнодумного поэта и конфисковать его рукописи, генерал-губернатор "счел более деликатным <…> пригласить его к себе и уж от самого вытребовать его бумаги" (Пушкин в воспоминаниях. Т. 1. С. 207). Пушкин заявил, что все его сочинения сожжены, но тут же предложил по памяти написать все, что разошлось в публике. По словам генерала, Пушкин пленил его благородным тоном и манерою обхождения. Тронутый смелым поступком молодого человека, градоначальник объявил ему прощение от имени государя. На другое утро, принимая доклад Милорадовича по этому делу, Александр I был озадачен самоуправством генерал-губернатора и заменил прощение ссылкой на юг.
Один из подвигов Милорадовича, совершенный им уже не на поле брани, а в должности генерал-губернатора, Пушкин увековечил в "Медном всаднике" (правда, не называя имени генерала). Во время наводнения 1824 г. Милорадович наряду с графом А. Х. Бенкендорфом участвовал в спасении пострадавших:

В опасный путь средь бурных вод
Его пустились генералы
Спасать и страхом обуялый
И дома тонущий народ.
(V, 141)

Если многие обстоятельства жизни Михаила Андреевича давали повод к иронической усмешке, то финал ее был истинно трагичен. Сперва он не позволил великому князю Николаю Павловичу занять престол после смерти императора Александра I в обход старшего брата, великого князя Константина, а затем, после отречения последнего, пал на Сенатской площади от пули Каховского, пытаясь усмирить восставшие полки. Он умирал как герой. Сознавая, что рана его смертельна, он отказался от услуг лейб-медика Арендта и для извлечения пули послал за своим старым лекарем, чтобы тому не было обидно, что не он сделал графу последнюю операцию. Единственной его предсмертной волей было испросить снисхождение для одного из декабристов, сына его товарища.
На пост столичного генерал-губернатора вместо убиенного Милорадовича был назначен генерал от кавалерии член Государственного совета генерал-адъютант Павел Васильевич Голенищев-Кутузов (1772-1843). В 1810-1811 гг. он занимал должность обер-полицмейстера (его имя городская молва соотносила со словом "кутузка", обозначавшим технически усовершенствованный полицейский карцер). В июне 1828 г. Голенищев-Кутузов подписал определение об учреждении секретного надзора за Пушкиным, обвинявшемся в сочинении противоправительственных стихов (отрывок из элегии "Андрей Шенье"). Известно и об участии Голенищева-Кутузова в крайне неприятном для Пушкина деле о "Гавриилиаде". По жалобе митрополита расследовался вопрос об авторе поэмы; 3-5 и 19 августа Голенищев-Кутузов допрашивал Пушкина. Дело было прекращено после письменного обращения Пушкина к Николаю I. Несколько ранее, весной 1826 г., имя Пушкина фигурировало в переписке Голенищева-Кутузова с начальником Главного штаба графом И. И. Дибичем - по поводу отношений с опальным Пушкиным П. А. Плетнева и в связи с публикацией "Бориса Годунова".
Граф Петр Кириллович Эссен (1772-1844), генерал от инфантерии, управлял столицей на посту генерал-губернатора в течение 12 лет. Был известен своей крайней ограниченностью, сочетавшейся с личной честностью и добросердечием. Между тем за время своего губернаторства П. К. Эссен сделал немало для развития столицы - при нем была организована внутригородская почтовая связь (1870); открыто движение поездов по линии Петербург - Царское Село (1837; см.: Железная дорога); завершено строительство Александрийского (1832) и Михайловского театров (1833), Сената и Синода (1834); построено и перестроено более пятнадцати мостов (см.: Водные пути); открыты Зоологический музей (1835), Мариинский женский институт (1837).

К

Карты игральные

Карты, по всей вероятности, изобретены в Китае, где они были известны уже в начале XII в. В Европе карты появляются не ранее XIV в., прежде всего в Италии, куда их привозят с Востока крестоносцы. Первые карты были рисованы от руки, затем рисунки выполнялись художниками-граверами. Старинные карты имеют значительный культурно-исторический интерес, особенно в отношении типографического искусства и истории костюма. Общепринятого типа карт долгое время не существовало. Были карты с сатирическими изображениями, рисунками на злобу дня. В Германии были в употреблении карты хронологические, исторические, географические и пр., использовавшиеся в общеобразовательных целях.
Со временем в Европе сложились три типа изображения мастей: итальянский, французский и немецкий. В России всегда был принят французский тип, т. е. четыре масти: черви (coeur), бубны (carreau), трефы (trefle) и пики (pique). (Первоначальные формы этих мастей - сердца, бубенчики, желуди и листья плюща - использовались издавна в готических орнаментах.) В Россию карты проникают в начале XVII в., скорее всего, через Польшу и Малороссию. Собственное производство карт начинается в России лишь в 1760-х гг.. В 1817 г. под Петербургом была открыта при Александровской мануфактуре первая карточная фабрика, и производство карт стало государственной монополией. На каждой колоде карт в обязательном порядке ставилось клеймо (обычно на червонном тузе). Поскольку налог на производство и продажу карт еще с 1765 г. шел на содержание Воспитательных домов, клеймо на российских картах изображало пеликана, кормящего своим сердцем птенцов. В литературе XIX в. можно встретить ироническое выражение: "трудиться для пользы Воспитательного дома", подразумевающее игру в карты.
Карточные игры подразделяются на азартные и коммерческие. В первых выигрыш или проигрыш зависит исключительно от случая (само слово "азарт" происходит от франц. hasard - случай). В коммерческих играх также есть значительный элемент случайности, но многое зависит и от искусства игрока. Увлечение азартными карточными играми сразу же приобрело характер страсти, мании, эпидемии, стремительно распространявшейся по всей Европе. Люди проигрывали огромные деньги, разоряли свои семьи, стрелялись из-за невозможности расплатиться по долгам; игра в карты становилась серьезной социальной проблемой, вызывавшей беспокойство властей. Повсеместно (в Англии, Франции, Германии, Италии, Испании) принимались законы, преследовавшие азартные игры, но все законы бессильны были побороть страсть к карточной игре. Та же бесконечная и бесплодная борьба велась и в России.
Первые попытки правительства воспрепятствовать пагубной страсти были сделаны еще в царствование царя Алексея Михайловича. В Уложении 1649 г. с игроками предписывалось поступать как с опасными преступниками: бить их кнутом и рубить руки и пальцы. В 1717 г. указом Петра I игра в карты запрещалась под угрозой денежного штрафа. В указе Анны Иоановны от 1733 г. у картежников, пойманных за этим занятием впервые, изымались деньги, рецидивистам полагалась тюрьма, а для "подлых людей" предусматривались батоги. В 1761 г., в царствование Елизаветы Петровны, впервые был издан указ, устанавливающий различие между запрещенными азартными и разрешенными коммерческими играми. Люди, уличенные в азартных играх на деньги, подвергались значительному денежному штрафу, часть которого причиталась тому, кто донес. В результате увеличилось число доносчиков, но не уменьшилось число игроков. Екатерина II в 1766 г. подтвердила все ранее вышедшие указы, запрещающие азартные игры на деньги, и внесла одно существенное добавление. Отныне официально отменялись все долговые обязательства по карточным проигрышам, т. е. выигранные деньги невозможно было требовать через суд. С тех пор карточные долги стали именоваться долгами чести (см.: Долги и кредит); ибо должник подчинялся не юридическим, а лишь этическим нормам. Этим и объясняется повышенная щепетильность по отношению к карточным долгам в дворянской среде, где ко всем прочим долгам относились, как известно, достаточно легкомысленно. Александр I в 1801 г. и Николай I в 1832 г. вновь и вновь призывали власти бороться с пагубной страстью к игре, но запретительные меры были так же нерезультативны, как и прежде. При всех царях и всех запретах россияне играли в карты с таким безудержным азартом и с таким размахом, какого не знали в Европе.
По извечной российской традиции, для избранного круга законы были не писаны; при императорском дворе всегда играли открыто и по-крупному, знаменитые картежники числились среди ближайшего окружения царствующих особ. Играли в карты сподвижник Петра I Александр Меншиков, фаворит Анны Иоанновны Бирон, любимцы Елизаветы Петровны Алексей Разумовский и Иван Шувалов. Особого расцвета достигла игра в карты при дворе Екатерины II: играли вельможи и государственные сановники, всесильный фаворит императрицы князь Потемкин и знаменитый поэт Г. Р. Державин. В картежную лихорадку вовлекалось все общество: играли военные и чиновники, мужчины и женщины, старики и молодежь. При Александре I в 1802 г. картежник и мот князь А. Н. Голицын поставил на карту свою жену, княгиню Марью Гавриловну (урожд. Вяземская), и проиграл ее графу Л. К. Разумовскому. Несмотря на то что был оформлен развод и новый брак, скандальный проигрыш, о котором судачили в обеих столицах, поставил женщину в нелегкое положение. Впрочем, она и сама очень любила азартную игру и даже в глубокой старости ездила в Монако играть в рулетку. В 1820-1830-х гг. игра в карты оставалась одной из существенных сторон жизни русского общества, во многом определявшей психологию и быт людей того времени.

Н

Наводнения

Регулярно случавшиеся в Петербурге наводнения причиняли жестокий урон его обитателям и создавали петровской столице репутацию города, выстроенного вопреки природным условиям в месте, непригодном для житья. Петербург, действительно, расположен в дельте Невы таким образом, что сильный и продолжительный западный или юго-западный ветер останавливает впадение реки в Финский залив, под напором морских волн ее течение становится обратным, вода быстро выступает из берегов и затопляет низменные части прибережья. 

Наводнения происходят в Петербурге в основном осенью, когда циклоны с западных направлений перемещаются по оси Балтийского моря и Финского залива со скоростью 50–80 километров в час. Движение циклонов сопровождается значительными перепадами атмосферного давления и штормовыми ветрами. Гидрографической причиной наводнений является мелководность акватории Невы. 

Уже при Петре было ясно, какая угроза исходит от Невы. Еще свежо было в памяти местных жителей большое наводнение 1691 г. Через три месяца после основания столицы наводнение снесло все строительные материалы и затопило лагерь Преображенского полка; в 1706 г. сам Петр I стал свидетелем недолгого, но сильного наводнения; 5 ноября 1721 г. по всем улицам можно было ездить на лодках; 1 ноября 1724 г. во время шторма, сопутствовавшего наводнению, царь принял участие в спасении утопающих близ Лахты.
Чтобы предотвратить опасность, предполагалось поднять Васильевский остров и район нынешней Петроградской стороны на полторы сажени. Этот план петровского времени остался невыполненным, как и идея защитить Васильевский остров с помощью каналов (они были вырыты лишь частично, а в середине XVIII в. засыпаны). Позже были проведены другие каналы – Екатерининский в 1764–1790 гг. и Обводный в 1805–1834 гг. В 1777 г. был издан указ, повелевавший извещать о начале наводнения выстрелами из пушек, барабанным боем и сигнальными огнями. Он действовал и в пушкинскую эпоху.
В 1720 г. в Петербурге появился пророк, предсказывавший гибель городу от воды. Так был заложен один из самых устойчивых петербургских мифов, придавший природной стихии мистический смысл: невские воды отождествлялись с орудием Божьей кары. Эта ассоциация оставалась актуальной и в первой трети XIX в. Быть может, впервые петербургское наводнение было названо «потопом» в письме самого Петра к А. Д. Меншикову от 9 сентября 1706 г. Рассказывая о бедствии и сообщая, что в его «хоромах» вода поднялась на полметра над полом, Петр в то же время не мог удержаться от насмешки над «потопом», заставившим мужиков и баб живописно рассесться по кровлям и по деревьям. Такое отношение к наводнению тоже сохранится вплоть до пушкинского времени: в эпистолярных его описаниях 1820-х гг. сетования перемежаются с иронией, которая нередко коробит современного читателя.
Вода поднималась в Неве неоднократно, но самые страшные, катастрофические наводнения произошли в Петербурге трижды: 10 сентября 1777 г. (уровень воды – 310 см над ординаром), 7 ноября 1824 г. (410 см над ординаром) и 23 сентября 1924 г. (369 см над ординаром). Мистически настроенные люди говорили, что стихийными бедствиями отмечены границы Александровской эпохи: 1777-й – год рождения Александра I, наводнение 1824-го было предвестием его кончины: он умер через год, 19 ноября. В первой четверти XIX в. значительные подъемы воды происходили в 1802 и 1822 гг., но они не шли ни в какое сравнение с ноябрьскими событиями 1824 г.

У

Университет

Первый в России, Петербургский университет был учрежден Петром I одновременно с Академией наук в 1724 г. и входил в ее состав как самостоятельное подразделение. Академики, среди которых преобладали иностранные ученые, должны были не только вести научную работу, но и заниматься обучением в университете, составлять учебники, а также за особую плату преподавать на дому предметы, которые выбирали сами ученики. Лекции, начавшиеся в Академическом университете в 1726 г., читались по следующим дисциплинам: математике, астрономии, физике, химии, ботанике, зоологии, анатомии, географии. Занятия были доступны не всем желающим, так как главным образом проходили на латинском языке; факультетов и кафедр не было. С 1726 по 1733 г. в университете обучалось 38 человек, из них только 7 русских: сын дворянина Василий Адодуров, академический переводчик Иван Ильинский, сын духовника Екатерины I Денис Надоржинский, сын академического секретаря Петр Ремезов, сын полкового писаря Андрей Горленко, лекарь Сатаров и бравший частные уроки латинского языка у проф. И.-С. Бекенштейна сын учителя математики Иван Магницкий (см.: Кулябко Е. С. Замечательные питомцы Академического университета. С. 6). В начале 1730-х гг. в Академический университет стали переводить выпускников Духовной семинарии (см.: Академия духовная); к этому времени возросло и число воспитанников Академической гимназии, которых готовили для поступления в университет (см.: Гимназии); в 1736 г. для пополнения университета прибыли 12 лучших учеников московской Славяно-греко-латинской академии (среди них был 24-летний Михайло Ломоносов). В числе первых выпускников Академического университета – историк А. Б. Крамер, дипломат и писатель А. Д. Кантемир, анатом и физиолог М. Клейнфельд, медик П. З. Кондоиди (впоследствии директор Медицинской канцелярии) и др.
По новому «Регламенту», утвержденному в 1747 г. императрицей Елизаветой Петровной, Академический университет был формально отделен от Академии наук; в его штат введена должность ректора (им стал профессор истории Г. Ф. Миллер); созданы три факультета: математический, физический и гуманитарный; лучшие студенты после окончания переводились в адъюнкты и получали степень магистра.
В 1760 г. ректором Академического университета был назначен М. В. Ломоносов (одновременно он стал директором Академической гимназии). Ломоносов добился отмены сословных ограничений для поступающих в университет; при нем появились три новых факультета (философский, юридический и медицинский), увеличилось число русских профессоров и преподавателей, занятия стали проводиться регулярно и по специальностям, были обновлены учебники по всем основным предметам. Просветительскую деятельность Ломоносова, которому принадлежала идея создания самостоятельного университета в Петербурге, высоко оценил Пушкин: «Ломоносов был великий человек. Между Петром I и Екатериною II, он один является самобытным сподвижником просвещения. Он создал первый университет. Он, лучше сказать, сам был первым нашим университетом» (XI, 249). Ломоносов воспитал целое поколение первых русских ученых, среди них путешественник и натуралист И. И. Лепехин, юрист, историк и переводчик А. Я. Поленов, математик М. Е. Головин (племянник Ломоносова), поэт, историк и переводчик И. С. Барков (исключен из университета за проступки и дерзости); выпускники Академического университета – Н. Н. Поповский, А. А. Барсов, Ф. Я. Яремский, А. А. Константинов – стали профессорами и учителями Московского университета (открылся в 1755 г.). После смерти Ломоносова Академический университет прекратил свое существование.
Основание Санкт-Петербургского университета связано с именем видного государственного деятеля С. С. Уварова (1786–1855), попечителя Петербургского учеб-ного округа (с 1816 по 1821 г.), президента Академии наук (с 1818 г.), министра народного просвещения (в 1833–1849 гг.). В 1816 г. Уваров переименовал Санкт-Петербургский педагогический институт (образован в 1804 г.; задумывался как первое отделение будущего университета) в Главный педагогический институт и практически приравнял его по программе и организационной структуре к университету; размещался он в здании Двенадцати коллегий на Васильевском острове (ныне – Университетская наб., 7). Обучение включало: предварительный курс (2 года), курс высших наук (или специальный – 3 года) и педагогическую практику (1 год).
На предварительном курсе студенты изучали логику и метафизику, высшую математику, математическую, всеобщую и древнюю географию, физику, всеобщую историю, мифологию, риторику, грамматику русского, немецкого, французского и древних языков, литературу, искусства, гражданскую архитектуру, рисование, черчение.
Курс высших наук состоял из трех отделений: философских и юридических наук (с изучением философии, права гражданского, российского и римского, политической экономии), физических и математических наук (изучали высшую и прикладную математику, физику, технологию, естественную историю, зоологию, ботанику и минералогию), исторических и словесных наук (с изучением всеобщей и российской истории, статистики, русской, латинской, греческой, немецкой и французской словесности). На всех отделениях в курс обучения входил Закон Божий. Успешно окончившие институт воспитанники получали чины 14–10-го классов; лучших из них посылали за границу готовиться к профессуре под руководством иностранных ученых.