В одном из лучших стихотворений антологии Вивиан Ламарк говорит о деревьях как о любовниках, желая стать с ними одной экосистемой («Простите меня, Лиственница, что я назвала вас Сосной, / и Сосна, что я назвала вас / Пинией, у всех хвойных прошу извинить меня // и прощенья прошу у любимых»); здесь же она упоминает Орфея и Эвридику — и весь монолог, приобретая «загробные» коннотации, возможно, отсылает к седьмому кругу Ада у Данте, где обитают превращенные в деревья самоубийцы. Опыт обращения к природному нередко связан с эскапизмом: он может быть тревожным, как у Пьерсанти, или успокоительным, как у Фабио Пустерлы:

Ты не знаешь, но я часто просыпаюсь среди ночи,
подолгу лежу в темноте
и слышу тебя рядом спящей,
будто пес на берегу воды с тихим течением, откуда взлетают
тени и отражения, безмолвные бабочки.
Этой ночью ты говорила во сне,
почти стонала, рассказывая о стене
слишком высокой, чтобы спуститься вниз, к морю,
которое ты одна только и видела сияющим вдалеке.
В шутку я шепнул тебе, чтобы ты успокоилась,
что стена не так высока, что мы смогли бы ее и преодолеть.
Ты спросила,
ждал ли внизу нас песок
или черные скалы.
Песок, — ответил я, — песок. И в твоем сне,
возможно, мы спрыгнули.

Лев Оборин, «Горький»