Вступление[1]

На крупный город Северной Европы посреди зимы обрушилась небывалая жара: к Земле приближается астероид. К ночи жители прямо в пижамах выходят на улицы и, утирая струящийся по щекам пот, в ужасе смотрят на небо — метеорит увеличивается прямо на глазах. Все думают лишь об одном: только бы эта глыба кипящей материи не врезалась в нашу планету. Из канав бегут охваченные паникой полчища крыс, лопаются раздутые от жары шины автомобилей, плавится асфальт. Тогда-то и появляется закутанный в саван причудливый персонаж с длинной белой бородой, который бьет в гонг и взывает к обезумевшей толпе: «Вот оно, возмездие! Покайтесь, ибо близок Конец всех времен!»

Вид этого дешевого пророка, изрыгающего свои предсказания, способен вызвать у нас лишь улыбку — тем более, что все описанное происходит на страницах комикса Эрже «Загадочная звезда» из серии о приключениях Тэнтэна[2]. Несмотря на всю смехотворность призыва, сколько искренности в этом крике: «Покайтесь!». Ведь именно это послание, пусть и прикрытое заявленным гедонизмом, вколачивает в нас западная философия последних лет пятидесяти, на словах обещая нам освобождение, но, по сути, стыдя, точно наша нечистая совесть. При всей ее атеистичности она пытается насадить именно это древнее понятие первородного греха, влить в нас все тот же застарелый яд проклятия. Во всем иудео-христианском мире нет движителя мощнее осознания греха, и чем громче наши философы и социологи провозглашают себя агностиками, атеистами и вольнодумцами, тем с большей силой возвращают они к жизни ту веру, которую отвергают. Как говорил в свое время Ницше, во имя человечности светские идеологии перехристианствовали христианство и отныне спекулируют на его же послании.

Вся современная мысль от экзистенциализма до деконструктивизма без устали изводит себя огульным изобличением Запада, подчеркивая его лицемерие, жестокость и мерзость. Лучшие умы растеряли на этом добрую часть своего интеллекта. Мало кто избежал этой духовной рутины — одни восхваляют религиозные революции и тиранические режимы, другие восторгаются красотой терактов или поддерживают тех или иных повстанцев под предлогом того, что они бросают вызов нашей имперской логике. Снисходительность к чужим диктатурам, нетерпимость к нашим собственным демократиям. Вечное движение: критическая мысль, изначально ниспровергающая, оборачивается против себя самой и превращается в новый конформизм, озаренный воспоминанием о былом бунтарстве. Вчерашняя отвага становится сегодня штампом. Угрызения совести уже не связаны с конкретными историческими обстоятельствами — теперь это догма, духовный товар, почти разменная монета. Выстраивается целая система интеллектуальной торговли, и на ее поддержание назначаются новые служащие, которые, подобно прошлым хранителям огня, выдают разрешения мыслить и говорить. При малейшем отступлении эти чемпионы по раскаянию подают голос, устанавливают нормы, дают свое разрешение на публикацию или отказывают в нем. На этой гигантской фабрике духа именно они раскрывают или закрывают перед вами врата. Это повторяю-щееся самоусечение мы и назовем долгом покаяния. И, как любая идеология, этот дискурс немедля переходит в разряд очевидного — какие еще нужны доказательства, все и так ясно: речь идет лишь о повторении, подтверждении. Долг покаяния — это настоящая военная машина, которая выполняет сразу несколько функций: подвергает цензуре, придает уверенности и элегантности.

Такой долг покаяния первым делом запрещает Западу, виновному на веки вечные, противостоять иным режимам, странам и религиям — или даже осуждать их. Прошлые преступления предписывают нам держать язык за зубами. У нас есть лишь одно право — молчать. Покаявшимся же эта машина дарует удобство самоустранения. Сдержанность, нейтральность — вот наше искупление. Никакой причастности, никакой ангажированности, за исключением одобрения тех, кого мы некогда подавляли. Таким образом, вырисовываются два Запада: хороший, Запад Старой Европы, которая хоронится в уголке и помалкивает — и плохой, Соединенные Штаты, которые везде ввязываются и во все вмешиваются.

Разумеется, нельзя безнаказанно прививать целым поколениям вкус к самобичеванию. В результате — негативные последствия, подающиеся вкупе с несом-ненной, но все же второстепенной выгодой. Тенденция, подмеченная мной еще в 1983 году[3], сейчас ширится и углубляется. Впрочем, эпоха стенаний белого человека, эфемерного раболепства бывшего угнетателя перед былыми угнетенными — когда «холодная война» и тревожное ожидание мировой революции гальванизировали континент, наполовину колонизированный Советским Союзом, — осталась в прошлом. Старый Свет, ставший жертвой собственной победы над коммунизмом, после падения Берлинской Стены уже не готов к мобилизации. Эйфория триумфа сменилась атмосферой отрешенности. Весь мир — Африка, Азия, Ближний Восток — стучится в дверь Европы, пытаясь просунуть туда хотя бы ногу, покуда Старый Свет закисает в самоуничижении. Осмыслить этот парадокс, определить наше моральное обветшание, предложить теоретические механизмы для противодействия ему — такова задача этой книги.

[1] Копирование и распространение данного текста без ссылки на автора и издание является нарушением авторских прав. Вернуться к тексту

[2] Hergé. L’Etoile mystérieuse. Casterman, 1947. (За исключением особо оговоренных случаев, все примечания принадлежат автору. Примеч. пер.) Вернуться к тексту

[3] Pascal Bruckner. Le Sanglot de l’homme blanc. Tiers-Monde, culpabilité, haine de soi. Seuil, 1983. Вернуться к тексту