Kustikovp

Фантасмагория о двух противоположных мирах— Искусственный мир  и "Вечный запой".Борьба между ними извечна,  но друг без друга никак! Без огня мы утонем, без воды сгорим.  Домаль сдавливает черную и красную ладонь  друг с другом и диффузирует несовместимое. Путем внезапного пробуждения он. Испытал кратковременное землетрясение!

ivejournal.com

Великий запой - роман злободневный, не смотря на время его написания.
Самая интересная часть- вторая, где главный герой попадает в мир, так похожий на тот, всем нам знакомый, за окном. Где все мы работаем, чтобы работать, придумываем, чтобы придумывать, где открытия ученых бесчеловечны, а умозаключения психологов бессмысленны. Рене Домаль иронично и ярко вырисовывает мир абсурда, для того чтобы наконец-то покинуть его - и начать жить. По настоящему.

Ozon 

Avex

 

Количество бреда в этой книге зашкаливает. Если вы не осилили «Записки сумасшедшего» или не принимаете кэрроловскую Алису, если вы пытаетесь на полном серьёзе постичь абсурд и нонсенс Эдварда Лира, вам лучше держаться от неё подальше. Роман прост, но многослоен.

(но сначала выпьем!)

В первом слое — чисто событийном — он проще пареной репы: начинается с фразы «мы начали пить поздно» и заканчивается «мы поднялись», а в промежутке между этим не приключение тела, но полёт разгоряченной алкоголем мысли: дорога-встречи-и-рассуждения, не слишком серьёзные и достаточно бессмысленные отвлечения и разглагольствования обо всём встречном-поперечном — абсурдные, странные и от того сюррррр...

Всё происходящее представляет собой рассказ в аллегорической форме об окружении автора — о художниках, литераторах, учёных и кинематографистах.

(все дружно игнорируем подсказку на стр. 82-83, и смотрим, не видно ли дно бокала!)

Во втором слое — метафизическом — вас ждёт многое... поскольку чего-чего, а уж заумствования и философии здесь хоть отбавляй. Но по большей части, это совершенно отвлечённые, иронические и как-бы-глубокомысленные споры и рассуждения обо всём на свете, к каким обычно склоняются в стадии лёгкого опьянения. Философия начнётся сразу, поэтому случайные читатели будут отсеяны с первых страниц.

В третьем слое — внешнем, визуальном — ретро, в коричневатой гамме — ведь время написания — 1938 г. Ещё ничего не началось, но вот-вот разразится. Учитывая не вполне адекватное состояние рассказчика, случиться может абсолютно все.

(и снова нет повода не выпить!)

В четвертом — чисто ассоциативном — не путешествие в поезде «Москва-Петушки», а скорее блуждание по многоэтажной коммуналке, населённой странными и экстравагантными личностями.

С первых страниц напомнило Жарри и Арто, хотя и без фривольности, обычно присущей французской литературе, но с раблезианской несерьёзностью и разгулом всей прочей вольности — фантазии, языка и воздушной лёгкости стиля.

В пятом ... как в луковице, здесь можно найти и шестой и седьмой слой, но не будем уподобляться лектору Наливайко, и ограничимся для сохранения интриги уже перечисленным.

На первый взгляд, вроде реализм, но с изменённой реальностью — с точки зрения человека с больным, одурманенным алкоголем воображением. Встречный персонаж запросто может раздвинуть свою черепушку и извлечь оттуда стихотворческую машинку — в этой сюрреальности возможно и не такое. Вы вполне можете упасть на потолок и потом долго-долго бежать по уводящей вдаль асфальтовой дорожке. Затем подняться в подвал или спуститься к чердаку. Одним словом, это не то, что вы с ходу назовёте фантастикой, но вещь безусловно нереалистичная, сюрреалистичная.

(выпьем за упокой наших безвременно закатившихся за ролики шариков!)

Вещица коротенькая, всего на полторы сотни страниц — не успеете втянуться, а уже конец.

(и наконец, выпьем за здравие!)

Книга фантастична прежде всего с точки зрения языка и перевода — читается так, будто всё изначально написано на русском языке, в чем немалая заслуга переводчика В. Кислова (любителям интеллектуальной литературы представлять это имя уже нет необходимости).

Автор — а заодно и переводчик — с лёгкостью опытного жонглёра или иллюзиониста используют изобретённые и переисковерканные слова и смыслословицы (например, не актёры, а суетёры; не ученые, а сциенты), и украшает весь текст причудливой игрой слов — повсюду рассыпаны метафоры, аллегории и парадоксы — мир, словно медленно вращающийся штопор, «человек — паразит дома», «я знаю все, но не понимаю ничего».

Заглавный роман только стоит на фейс-контроле. Если вы не пройдёте тест, вам не осилить и последующие эссе, поскольку градус безумия и странности в книге только повысится — в ход пойдут и алхимия, и эзотерика — вообще, у вас может сложиться впечатление полной ахинеи, на грани бреда и манифеста непризнанных авангардистов. По мере чтения может появиться сомнение в собственных мыслительных способностях — слова или буквы вроде знакомые, но во всем остальном не видишь ровно никакого смысла.

Постичь Домаля без чувства юмора не стоит и пытаться — останется только посочувствовать вашим серым клеточкам, если вы рискнёте вникнуть в эзотерику последующих эссе. Однако дойти до конца стоит.

Книга довольно странная, но изысканная и оригинальная. Если «Исчезание» Перека для вас не пустой звук, смело берите и эту книгу! Прочитав, я сразу заказал и второй переведённый на русский роман — незаконченную Домалем «Гору Аналог».

fantlab.ru

куличкин юрий

Перед нами замечательный пример прозы ещё одного авангардистского французского (ох уж эти французы...) автора, прожившего короткую, но бурную жизнь и сумевшего таки оставить веху в литературном авангарде двадцатого столетия. В сборнике помимо романа "Великий запой" собрана публицистика автора, отражающая поиски творческого пути на литературном поприще. Роман содержит множество аллюзий к реальным лицам и событиям биографии писателя и отражает попытку совместить некую математическую систематизацию с философской прозой. Так же и статьи позволяют проследить трансформацию идей Домаля от попытки совмещения математики с литературой до публицистического переосмысления идей Гурджиева, приверженцем которого автор становится во второй половине жизни. Произведения Домаля порой занудны, а в большей степени и заумны, но благодаря переводчику В.Кислову, открывшему нам Перека, дают нам возможность прикоснуться к столь необычному творчеству этого неординарного человека.

Ozon