Ксения Куденко

Кто может честнее всего написать о стране, о городе? Тот, для кого они - родные. Тот, для кого образ родного места никогда не был связан со штампами, туристическими восторгами, мечтательным ожиданием встречи в аэропортах. Но - с разбитыми коленками, звуками родного языка, запахом хлеба из кондитерской за углом и прудом, где ты, пятилетний, кормил уток. А кто напишет с любовью? Тот, кто потерял - а потом нашел. Потому что тогда ценишь больше и, помня о тоске и разлуке, боишься потерять снова. Что, собственно, и сделало немецкое издательство ("Зуркамп"), заказав к 2009 году, в котором культурной столицей Европы выпало быть Вильнюсу, книгу о "литовском Иерусалиме" Томасу Венцлове, литовскому поэту, журналисту, переводчику, другу Иосифа Бродского и Чеслава Милоша. Томас Венцлова был выслан из Литвы в 1977, когда ему уже было 40, но любовь к Литве в эммиграции только крепла. И это первое, что бросается в глаза при прочтении книги - она написана с любовью. Да так, что автору хватает деликатности, чтобы не впадать в национализм, и юмора, чтобы обойти все скользкие моменты и не ранить - ни читателя, ни город. Не обижает Томас Венцлова и своего святого - Фому Аквинского, ученейшего монаха-доминиканца и покровителя школ. Любопытному и образованному читателю будет, где разгуляться. Венцлова начинает с языческого прошлого Литвы, стараясь с филологической скрупулезностью разъяснить все имена и топонимы, цитируя народные этимологии и былички, переходит к первым векам христианства, бесконечно приводя параллели из Гомера, истории Англии и Москвы, Данте, Петрарки, Эдды, Шекспира...не забывая упомянуть и про архитектуру (с таким же количеством параллелей), развитие искусств и наук, театров и университетов, Речь Посполитую Обоих Народов, бытование Советской Литвы, еврейские гетто...вписывая, тем самым, Вильнюс в мировую историю, на карту мира. В общем, Святой Фома должен быть доволен. Реками прошлого, кривыми тропинками и капризными непредсказуемыми дорогами времени Венцлова прибывает из истории в современность «В ней всё может случиться, однако уже теперь можно сказать, что старомодный национализм в Вильнюсе не одержал настоящей победы: в атмосфере свободы стало ясно, что он не всесилен». Венцлова пишет эти слова с удовлетворением космополита и патриота."Я знаю, что подлинное прошлое моего города - это люди, о которых я попытался рассказать; те, кто строили его, спасали от бед, соединяли с миром и, наконец, слились с деревьями и зданиями Вильнюса, с его обрывами, тенями и звездами..."

©Книжный магазин "Борхес"

Лиза Биргер

Знаки прошлого

Книга поэта о родном городе, в котором перемешались восток и запад, архитектура и природа, история и мифология.

Томас Венцлова — литовский поэт, друг Бродского, ученик Лотмана, профессор русской литературы в Йельском университете.

Он родился в Клайпеде, вырос в Вильнюсе, в 1970-х эмигрировал в США, но пишет до сих пор на литовском. В 1978 году, сразу пос-

ле эмиграции, Венцлова опубликовал свою краткую переписку с другим великим вильнюсским беженцем, польским поэтом Чесла-

вом Милошем, озаглавленную «Вильнюс как форма духовной жизни». Для Милоша Вильно — это личная история, как Стамбул для

Орхана Памука, прекрасный и утраченный.

Для Венцловы Вильнюс — это прежде всего знак: «высокое прошлое посреди странного и ненадежного настоящего, традиция в ми-

ре, внезапно лишенном традиций». Эта книга появилась после того, как в 2009 году Вильнюс был избран культурной

столицей Европы, и предназначена она, в общем, европейцам, которые его не видели и не знают. Впрочем, это и не путеводи-

тель (единственной рекомендацией путешественнику становится тут совет «бесцельно бродить» по средневековым улочкам), и уж

тем более не рекламный проспект, а исторический портрет города.

Граница, на которой стоит Вильнюс, «своенравно меняется, отдавая его то одному, то другому государству, то одной, то другой

политической системе». Здесь все перемешалось: поляки, русские, сами литовцы, татары, а еще когда-то и евреи, к началу ХХ века составлявшие почти половину населения Вильнюса, за что его называли Литовским Иерусалимом. Сюда пусть и с опозданием, но прорывалась архитектура, более уместная по другую сторону Альп: «Узкие тротуары, укромные ниши в стенах, волнистые поверхности, ренессансные аркады, тихие скромные ко-

стелы». В Вильнюсе учились Адам Мицкевич, Михаил Бахтин и Феликс Дзержинский.

И наконец, именно в Вильнюсе в советские времена можно было услышать «лучший в империи джаз» и посетить выставку аб-

страктного искусства . Оставаясь европейской окраиной, Вильнюс в изложении Венцловы становится окраиной симпатичной. Но книга уди-

вительна не этим. В советские времена литовских интеллектуалов гнала в библиотеки «тоска по истории». Из этого библиотечного знания складывается теперь история Вильнюса, в которой факты щедро дополнены легендами: о языческих святилищах, схороненных под каждым костелом, о происхождении литовцев от римлян, о василиске, обитающем в подземелье вильнюсского бастиона. Город живет мифологией, а

та, в свою очередь, прорастает из природы. На юг болота, на север леса, и завораживает венцловский Вильнюс именно своей дикостью, непохожестью, какой-то неевропейской свободой.

©Вокруг света

Книга известного литовского поэта, филолога, переводчика, литературоведа, эссеиста и правозащитника профессора Йельского университета Томаса Венцловы (род.1937) рассказывает о столице Литвы Вильнюсе, который в повествовании Венцловы предстает многослойным палимпсестом культур. Невероятный сплав языков, традиций и религий здесь породил совершенно особый статус и genius loci города.

Томас Венцлова - сын литовского поэта Антанаса Венцловы. Во время войны жил у родственников в Вильнюсе и Каунасе. С 1946 года житель Вильнюса. В 1960 году окончил Вильнюсский университет (специальность литовский язык и литература).

Один из основателей Литовской Хельсинкской группы.

В 1977 году выслан из Советского Союза. В эмиграции поддерживал близкие отношения с Иосифом Бродским и Чеславом Милошем. Профессор славянских языков и литератур в Йельском университете (США).

Дебютировал в печати научно-популярной книгой "Ракеты, планеты и мы". Первая книга стихов "Знак речи".

Переводил на литовский язык стихотворения Анны Ахматовой, Бориса Пастернака, Иосифа Бродского, Осипа Мандельштама, Хлебникова, Т. С. Элиота, Шарля Бодлера, Оскара Милоша, Лорки, Рильке, Одена, Паунда, Превера, Кароля Войтылы, Збигнева Херберта, Чеслава Милоша, Виславы Шимборской.

Издал несколько книг стихотворений, сборников публицистики, литературно-критических и историко-литературных работ, сборник своих переводов, также путеводитель по Вильнюсу, книгу "Имена Вильнюса" (его "личная энциклопедия" вильнюсцев от Миндовга и Гедимина до Милоша; включает 564 персоналии).

 Стихи Томаса Венцловы переводились на многие европейские языки.

За творческие заслуги награждён крестом Командора ордена Великого князя литовского Гедиминаса (1995), крестом офицера Ордена Креста Витиса (1999), Национальной премией в области культуры и искусства (2000), статуэткой Святого Христофора (награда города Вильнюса; 2002), Ятвяжской премией Поэтической осени в Друскининкай (2005).

 "Родом я не из Вильнюса, - писал Томас Венцлова еще в 1978 году, - родился в Клайпеде, откуда мои родители вынуждены были уехать в 1939 году, когда Гитлер занял этот город и его окрестности. Тогда мне было два года. Детство, иначе говоря немецкую оккупацию, я провел в Каунасе. Но потом уже стал вильнюсцем, как и многие тысячи литовцев, которые во время войны и после войны съехались в свою историческую столицу. Для них это был совершенно незнакомый город. Перед войной между Вильнюсом и независимой Литвой, как известно, практически не было связей. Правда, был миф о Вильнюсе, существенный для литовского воображения — но об этом позже и это другое.

 В самый первый день после школы я заблудился в руинах; это мучительное беспомощное блуждание в поисках дома, которое продолжалось добрых четыре часа (некого было спросить, потому что людей я встречал немного, к тому же никто не говорил по-литовски), стало для меня чем-то вроде личного символа..."

 Книга "Вильнюс. Город в Европе" - это продолжение того самого первого "блуждания в руинах", но только теперь это уже, конечно, не блуждание (ибо познания автора в истории города велики и чрезвычайно интересны), но, несомненно, это все еще путь к дому.

"Созидание нашей цивилизации всегда было трудным, - пишет Венцлова, - непредсказуемым и рискованным. Не знаю, какое место в Европе лучше соответствует этой рискованности и незавершенности, чем Вильнюс — окраина и пограничье, эксцентричный, капризный, неправильный город со странным прошлым, нарушающим законы логики и вероятности.."

Вот в такой загадочный Вильнюс читатель и отправится вместе со столь же необычным гидом.

 ©delfi.lv

Томас Венцлова написал историю Вильнюса: от Ромула до наших дней. Местным Ромулом был не то Миндовг, не то Гедимин. Не обошлось и без стоящего у истоков мифа волка — правда, это был все-таки волк, а не волчица.

История многонационального города — с литовцами, поляками, белорусами, татарами, караимами, русскими, евреями. Среди русских Курбский и Бахтин. Среди поляков Мицкевич, Пилсудский, Дзержинский.

«Окраина и пограничье, эксцентричный, капризный, неправильный город со странным прошлым, нарушающим законы логики и вероятности». Венцлова — обаятельный рассказчик, книга, в сущности, и о нем тоже: рассказ всегда свидетельствует о рассказчике, даже когда тот предпочитает держаться в сторонке. Венцлова проживает историю, делает ее частью внутренней жизни.

Его книга больше, чем о Вильнюсе: он выстраивает гуманистический образ европейского города и мира — с его многообразием, гетероглоссией, открытостью, культурной благожелательностью, культурным любопытством, взаимным культурным влиянием. Венцлова ощущает себя естественным наследником истории, вклад в которую внесли разные народы. Пишет с трезвостью, не оставляющей места национальной мифологии, с нежностью, с улыбкой, с болью — с болью, когда речь идет о понарских стрелках и не только о них.

Иерусалим де Лита, Литовский Иерусалим, город Гаона, один из главных центров еврейской цивилизации в Восточной Европе. «Несколько столетий половину, а иногда и больше половины населения города составляли евреи». Евреи присутствуют на страницах книги Венцловы и в больших, посвященных только им фрагментах, и упоминаемые по случаю, вроде: «Жена Достоевского прежде всего заметила на улицах евреек в желтых и красных шалях».

Перевод сохранил живую интонацию автора. Хочется цитировать и цитировать. Ограничусь одним фрагментом. Ему предшествует описание еврейского, теперь уже существующего только в исторической памяти, Вильнюса. Мельком упоминаемый Страшун, именем которого был назван переулок, переименованный в советские годы, — Матитьяу Страшун, основатель самой большой еврейской библиотеки Вильнюса, где хранились инкунабулы и бесценные рукописи.

Мои родители застали еще еврейский район в центре Вильнюса, не изменившийся с шестнадцатого или семнадцатого века. Я же видел другое. В начале нацистской оккупации мне было пять лет, и однажды я встретил мужчину, к рукаву которого была пришита шестиконечная звезда. Я шел с мамой: она с этим человеком поздоровалась, он ответил кивком, а я спросил ее, что такая звезда означает. «Он еврей, — отвечала она, — евреям приказали ее носить». Только после войны она мне рассказала, как была арестована — новая власть заподозрила, что она еврейка, а это означало расстрел. Маме удалось спастись, когда ее бывший учитель засвидетельствовал, что она литовка и католичка (и одно и другое — правда). Тогда, после войны, я ходил в школу. Дорога туда пролегала по району ужасающих развалин, в центре которых торчал скелет колоссального белого здания с остатками пилястров и арок. Это было все, что осталось от еврейского Вильнюса. К тому времени, когда я узнал, что белое здание — бывшая Большая синагога, ее уже снесли, поскольку советская власть не одобряла иудаизма, как, впрочем, и всех остальных религий. Евреи лежали в безымянных ямах меж сосен предместья Панеряй (Понары), один-другой еще был в Вильнюсе, но большинство оказалось за границей, в том числе и в настоящем Иерусалиме. Развалины квартала стали пустырями, о прошлом которых долго никто не говорил. Остался переулок Страшуна, очень запущенный и, конечно, переименованный. Сегодня, когда счистили краску с его стен, в нескольких местах под окнами проступили еврейские буквы, подобные тонкому рисунку голых ветвей.

Так заканчивается первая глава «Страна и город». Эпизод, увиденный глазами маленького мальчика. Непонятый. Странный. С уклончивым, недосказанным «приказали». С невидимой мальчику пропастью. Потом глазами школьника. Синагоги нет уже — развалины, но ты не знаешь, что за развалины, а когда узнаешь, уже нет и их, вообще ничего нет. Как бы и не было. И потом — глазами взрослого человека. С понарскими соснами. Текст как притча о прошлом. В какой-то момент счищают краску, и из небытия появляются буквы, подобные тонкому рисунку голых ветвей. Водяной знак Вильнюса.

Лехаим 

Наталья Горбаневская

Хочу закончить свою рецензию (ибо пора закругляться, а то обе книги можно цитировать до бесконечности) цитатой из вышеупомянутого номера «Старого литературного обозрения», из статьи Сергиуша Стерны-Ваховяка «Фигуры времени» (сокр. пер. с польского Бориса Горобца):

«“Дорогой Томас! Два поэта, литовец и поляк, выросли в одном и том же городе. Пожалуй, этого достаточно, чтобы они беседовали о своем городе — даже в печати”. Это слова из прекрасного очерка “К Томасу Венцлове”, которыми вильнюсский земляк, Чеслав Милош, приветствовал Венцлову в Беркли в 1978 году. Тогда же Венцлова поименовал творчество Милоша, в частности, его поэму “Где солнце восходит и куда исчезает” (1974), полилогом культур. (...) В качестве неологизма “полилог культур” может быть отнесен и к самому Милошу — почитателю поликультурности, полиэтничности, любителю словесности, филологу — с его тягой к разнородным, многословарным, полифоничным логосам. Прошли годы, и ныне можно подтверждать и множить доказательства того, что полилогом стал и сам Венцлова».

©Новая Польша

Эльжбета Савицкая

Вильнюс по Венцлове

Венцлова представляет культурную историю Вильнюса от языческих истоков до нашего времени. От святых змей до Речи Посполитой Обоих Народов, разделов, времен Мицкевича и Словацкого — вплоть до Пилсудского, Желиговского, Сметоны, шяулисов и могил евреев, уничтоженных в Понарах. И, наконец, от Советской Литвы до «Саюдиса» и Витаутаса Ландсбергиса. Поэт описывает события с точки зрения литовца, но прежде всего — европейца, способного хладнокровно взглянуть на сложную, драматическую историю литовской столицы и изначально чуждого любому национализму.

Обширную и крайне интересную главу посвятил Венцлова Вильнюсу — столице Советской Литвы. Эта часть рассказа становится очень личной, написанной с позиции свидетеля и участника событий — до тех пор, пока советская власть не вышвырнула поэта с родины. Тех дней, когда Литва обретала независимость, он не мог наблюдать вблизи: несколько раз он пытался поехать, но КГБ успешно ограничивало поездки эмигрантов в Литву. Побывать в Вильнюсе в те горячие дни ему удалось только один раз. На «Саюдис» и Ландсбергиса («он показался мне не столько демократом, сколько русофобом») он глядел без иллюзий.

А потом... Потом кончается история и наступает современность: «В ней всё может случиться, однако уже теперь можно сказать, что старомодный национализм в Вильнюсе не одержал настоящей победы: в атмосфере свободы стало ясно, что он не всесилен».

Литовский поэт, житель милошевской «родной Европы», пишет эти слова с откровенным удовлетворением.

©Новая Польша