*  *  *

«Понимаю — ярмо, голодуха,

тыщу лет демократии нет,

но худого российского духа

не терплю», — говорил мне поэт.

«Эти дождички, эти березы,

эти охи по части могил», —

и поэт с выраженьем угрозы

свои тонкие губы кривил.

И еще он сказал, распаляясь:

«Не люблю этих пьяных ночей,

покаянную искренность пьяниц,

достоевский надрыв стукачей,

эту водочку, эти грибочки,

этих девочек, эти грешки

и под утро заместо примочки

водянистые Блока стишки;

наших бардов картонные копья

и актерскую их хрипоту,

наших ямбов пустых плоскостопье

и хореев худых хромоту;

оскорбительны наши святыни,

все рассчитаны на дурака,

и живительной чистой латыни

мимо нас протекала река.

Вот уж правда — страна негодяев:

и клозета приличного нет», —

сумасшедший, почти как Чаадаев,

так внезапно закончил поэт.

Но гибчайшею русскою речью

что-то главное он огибал

и глядел словно прямо в заречье,

где архангел с трубой погибал.

*  *  *

А лес в неведомых дорожках —

на деле гроб.

Так нас учил на курьих ножках

профессор Пропп.

Под утро удалось заснуть, и вновь

я посетил тот уголок кошмара,

где ко всему привычная избушка

переминается на курьих ножках,

привычно оборачиваясь задом

к еловому щетинистому лесу

(и лес хрипит, и хлюпает, и стонет,

медвежеватый, весь в сержантских лычках,

отличник пограничной службы — лес),

стоит, стоит, окошками моргает

и говорит: «Сия дуэль ужасна!»

К чему сей сон? При чем здесь Алешковский?

Куда идут ремесленники строем?

Какому их обучат ремеслу?

Они идут навстречу.

                                    Здравствуй, племя

младое, незнакомое. Не дай

мне Бог увидеть твой могучий

возраст...

ФИГУРЫ ПЕТЕРБУРГА

Идиллия

Милая идиотка, Анестезия Всхлиповна,

подкиньте в камин деньжонок, а то что-то стало

холодать, что-то руки, ноги

стали зябнуть, не

послать ли за бутылкой

гонца? Только кто отважный, с душою

пылкой, рожденной в подполье,

большою, решится

в такую пору?

................................

Князь! Вы так благородны!

Только не поскользнитесь — темен

подъезд и загажен кошкой!

Только не захлебнитесь, переплывая Большую

Невку! Только не попадитесь разбойникам Малой

Охты! Пошаливают на Охте.

Невка в бурливой пене.

Когти поганая кошка о мраморные

ступени точит.

...................................

Слева вернувшийся Мышкин.

Кошкин дождавшийся справа.

Между друзьями Всхлиповна сумеречно сияет.

(Красою сияет Всхлиповна между врагами.)

Втроем они составляют

равнобедренный треугольник.

В центре стоит бутылка.

На 60 %

наполнена невской водою.

ЛЕВЛОСЕВ

Левлосев не поэт, не кифаред.

Он маринист, он велимировед,

бродскист в очках и с реденькой бородкой,

он осиполог с сиплой глоткой,

он пахнет водкой,

он порет бред.

Левлосевлосевлосевлосевон-

онононононононон иуда,

он предал Русь, он предает Сион,

он пьет лосьон,

не отличает добра от худа,

он никогда не знает, что откуда,

хоть слышал звон.

Он аннофил, он александроман,

федоролюб, переходя на прозу,

его не станет написать роман,

а там статью по важному вопросу —

держи карман!

Он слышит звон,

как будто кто казнен

там, где солома якобы едома,

но то не колокол, то телефон,

он не подходит, его нет дома.