Юрий Казакевич

Моя книжная полка

Моцарт играет, а скрипка поет.

Не часто так бывает, чтобы книга сильнее понравилась после второго прочтения. При этом во второй раз меня привлекло именно то, что в первый раз вызывало раздражение.
Значит ли это, что изменился я сам?

Подробнее. 
Речь о книге русско-израильско-немецкого писателя Леонида Гиршовича. Да нет, конечно, русского. Пишет-то он по-русски, печатается даже если и в Израиле, то в русскоязычных издательствах. У нас его книгу выпустило издательство Ивана Лимбаха, что само по себе является рекомендацией на мой взгляд.
И вправду, писатель отменный. Отличный стилист, даже с «закидонами». Вот поставил он себе цель, чтобы в романе не было прямой речи – и таки нет ее. Зачем? Ну вот так ему понадобилось. Сюжеты закручивает такие, что не оторваться. 
Но даже не в том суть. О чём бы ни писал Гиршович, он пишет о музыке. Ну, такое мы уже встречали, не правда ли? Вот хоть трилогия Дины Рубиной про канарейку – вся на музыке основана. То, да не то. Дина Ильинична в музыкальной школе недоучилась, да сбежала оттуда, избрав писательский труд. А Гиршович – скрипач профессиональный, Ленинградскую консерваторию заканчивал, в Ганноверской опере играет. Потому и дает он свои ответы на такие музыкальные вопросы, которые мы бы и задать не додумались.

Итак, в книге три произведения. 
Блестящий детективный роман-памфлет «Бременские музыканты». Местами даже злобный.
Роман «Обмененные головы», сочетающий и исторический детектив, и триллер, и отличную мистификацию (примерно на середине читатель лезет в энциклопедии и справочники, пытаясь узнать подробнее о судьбе описываемых персонажей, настолько убедительны они). 
Последняя часть – заглавная, «Чародеи со скрипками». Затрудняюсь сформулировать жанр. Это эссе о скрипичной музыке? Это автобиография? Но почему же тогда читается она взахлеб, как бульварный роман?

Но самое удивительное – в другом. Леонид Гиршович абсолютно бесстрашен как писатель. Он не боится наступать на всеобщие мозоли и дразнить любых священных коров. Мы все знаем (а уж сколько раз в социальных сетях сказано было), что обобщения – это неприлично, однобоко и вообще ужасно. Думаете, он это не слышал? А ему плевать. Он тут и там вставляет свои обобщения – жирные, нахальные, великолепно сформулированные и, разумеется, не бесспорные. «Хотите спорить? Ваше дело. Я написал, что хотел».

И это касается всего. И наций, и профессий, и социальных групп, и великих музыкантов.

Приведу несколько примеров для наглядности. Постараюсь покороче.

«На восемьдесят процентов флейтисты ненормальные. Что-то этот инструмент делает с их мозгами, отчего они страдают той или иной формой помешательства. Инструмент – я еще в училище обращал на это внимание – накладывает на человека неизгладимую печать. Вот странноватая каста виолончелистов – благородных тугодумов с философской складкой. Скрипачи, наверное, фигляры, хотя своего запаха не различаешь, это понятно. Зато альтистов, недоношенных скрипачей, знаешь лучше, чем кого бы то ни было: в какие бы артистические и прочие наряды ни облачались они, ущербность, альтовые уши будут торчать всегда. Наконец – про главных дирижеров, которых нужно душить в зародыше».

«Посмотри, кто играет в немецких оркестрах, – венгры, румыны, болгары, поляки, не говоря о японцах. На вопрос, почему это происходит, Эрих отвечал, что живется немцам больно хорошо. Скрипачу с детства надо трудиться. Вот в Советском Союзе в шестнадцать лет – он уже скрипач. А что у них в шестнадцать лет («у них!»), только-только начинают.
(Чтобы больше не возвращаться к этой деликатной теме, добавлю – на основании уже моих наблюдений: деревянные (из дуба), железные (из чугуна) и даже каменные (я и таких встречал, бетонных) – скрипачи-немцы действительно наполовину результат невообразимо сытой жизни, когда родителям нет нужды подвергать своего ребенка с шести лет изнурительной профессиональной муштре, как это происходит по старой доброй традиции в России; но есть и еще одна причина: лихая скрипичная игра – она в крови, и кровь эта течет в жилах жителей Восточной Европы, где народ задорней, где всегда было полно цыган, где на свадьбах, притопывая, играли народные еврейские музыканты».

«Европейская музыка, порожденная западной церковью, почила в бозе. «Битлз» воспринимается как Моцарт. Симптоматично, что игра на скрипке превратилась в дальневосточный промысел – японский, корейский и так далее».

«Если бы сейчас можно было послушать пластинку Паганини, это был бы скандал. И смех».

«Как евреи – народ Книги, так немцы – народ Нот. Они принимают музыку грузно, сытым нутром. От звуков их глаза не будут артистически лучиться, как у детей Средиземноморья. Для немцев музыка – не красота, она – истина».

«Немцы – сладкоежки (в отличие от русских, и в то же время пивные животы – что отличает их от израильтян, тоже любителей сладенького, правда, совершенных варваров в том, что касается искусства печь)». 

«Стиль модерн – это китч, рожденный в угоду лавочникам» (а в самом деле – для кого строили все эти волшебные «дома Зингера» и лидвалевские-сюзоровские особняки?).

«Отечественная либерально-«шестидесятническая» интеллигенция не то чтобы страдала атрофией музыкального чувства, но была чудовищно неразвита, она под гитару обращалась к Б-гу: «Зеленоглазый мой». Эта гитарно-водочная задушевность была тошнотворна. Я, руководствуясь эстетическим чувством, мог бы как в отношении советского официоза, так и в отношении культурного «шестидесятничества» сказать: чума на оба ваши дома.

Это еще что. Видели бы вы, что он пишет про нашего Окуджаву! 

Вот такие дела. Все эти возмутительно-неполикорректные обобщения Гиршовича сначала задевали меня, потом стали смешить, а потом вызвали уважение к его независимости и внутренней свободе от любых авторитетов.

Читать ли его? Думаю, что многим он не понравится. А всё же – рекомендую. Уж очень своеобразный писатель.