Ваш заказ
Пусто
- Анна Аликевич
Этот маленький, емкий, очень продуманный по композиции роман, кажется, вмещает в себя весь набор художественных приемов, изобретенных ХХ веком. Но когда книга захватывает, а это именно такая книга, ты вспоминаешь старую пословицу: «Подлинное искусство в том, чтобы не было видно искусства». Умом ты отмечаешь необычное расположение глав, ретардацию, смену рассказчиков, игры с хронологией, с библейскими и шекспировскими аллюзиями. Вспоминаешь то «Великого инквизитора» (о, сколько перекличек), то… Пушкинского старого мельника из «Русалки», любуешься бесконечными предметными рядами, речевыми характеристиками и тем, как автор сумел в столь небольшой книге охватить столь многое. Но все это где-то на заднем плане, между прочим, потому что это роман о душе человеческой, о ее рождении, жизни и смерти – и ты тоже читаешь его душой, в которой он отзывается: сложно объективно оценить то, что субъективно берет тебя за душу.
- Валерий Отяковский
Среди этого хаоса кажется, что проект «человечество» закончен, остается только залезть на часовню и перестрелять всех из винтовки. Но все разрешает эпилог — не довесок к основному тексту, а диалектический синтез предшествующего. Человек, который принял свою индивидуальность, не старается покончить с собой или уничтожить весь мир. Только тот, кто вобрал Новое Время, способен на память и в нем. Микены разрушены, но мир стоит — со смертью одного рода приходит следующий. Смысл бытия оказывается не в том, чтобы сбиться в стаю и отгородиться стеной покрепче, а в том, чтобы научиться помнить о прошлом, даже освободившись от уз племени. Пусть герой не узнает ответа — задать вопрос важнее.
- Галина Юзефович
Удивительная, узловатая и шершавая, словно бы земляная проза Кондротаса не похожа ни на что нам знакомое — и в то же время она неуловимо напоминает «Долину Иссы» Чеслава Милоша, «Фантастические истории» Карен Бликсен и «Сагу о Йёсте Берлинге» Сельмы Лагерлёф. Магический реализм, на век опоздавший романтически-фольклорный роман, семейная сага, вневременная и наднациональная притча, мистический триллер, история роковой любви и повесть о духовных исканиях — при желании во «Взгляде змия» можно найти все это (и многое другое), однако книга Кондротаса упорно сопротивляется любой однозначной интерпретации. То стрелой взмывая к надмирным высотам, то с размаху плюхаясь на приземленно-бытовой уровень, писатель полностью дезориентирует читателя и вводит его в недоуменный транс. А безумная и головокружительная композиция, при которой связь между персонажами обозначается не сразу считываемым пунктиром, делает роман практически непересказываемым.
- Данил Леховицер
Фамилия автора практически ни о чем не говорит русскому читателю, в то время как на родине он — один из известнейших современных писателей, а “Взгляд змия” — почти что переваренная и усвоенная литовская классика. Однако говорить об этом произведении — более чем непростая задача: любые попытки описать как сюжет, так и его стилистику скатываются к неловким сравнениям. Потому что “Взгляд змия” — мультижанровый текст, в повествовательную ткань которого врываются то магический реализм в духе Маркеса и Карпентьера, то литовский фольклор, то отсылки к Ницше и Шопенгауэру, то поэтика былины. Этот роман-перевертыш сбивает читателя с толку, отметая все возможные толкования, и будто тот самый змий, остающийся незримым, не дает себя запечатлеть.
- Елена Пестерева
Кондротас — писатель великий и при этом... неизвестный. Роман Взгляд змия не прославила даже экранизация. Несправедливо: мы как будто лишены плотной, ни на что не похожей прозы Кондротаса, а могли бы быть счастливы, читая его. Это сага — но короткая — о четырех поколениях зажиточных литовских крестьян. Это мистический реализм, но мистицизм физиологичен и парадоксален: старый Мейжис умирает, его сын моет и наряжает труп в бане, а потом труп сидит за столом на собственных поминках несколько недель. Простая трапеза или диалог о погоде кажутся ритуальным действием. Скупая на эмоции, аскетичная проза словно вытягивает пространство романа вертикально — и мы погружаемся в него, как в штольню, в поисках сокровища.
- Лиза Биргер
Написанный в 1981-м роман Саулюса Томаса Кондротаса сейчас для Литвы уже почти классика. Но это ни в коей мере не значит, что он устарел. Его книга о роке, судьбе, распаде, о человеке, который не властен над собственной жизнью. Это чувство обреченности объединяет три больших романа из этого обзора, выстраивает связь между Африкой, Америкой и советской Литвой. И хотя основные события во «Взгляде змия» происходят в середине XIX века, он все-таки очень передает мироощущение именно советского человека: что, мол, был порядок, который казался нерушимым, потом порядок стал рушиться, случилась катастрофа, а теперь надо понять, как ко всему этому относиться. Это намеренное упрощение сложного, насыщенного смыслами романа — и один из возможных ответов, зачем его читать: ради поисков утраченной гармонии. Другой вариант ответа: для того, чтобы предложить ему собственную разгадку, лучше.
- Полина Бояркина
Мир романа Кондротаса будто бы хтонический, населенный непонятными духами и божествами и не поддающийся рациональному осмыслению. В нем работает перевернутая логика. Это мир, оставленный Богом. Здесь никогда не смеются, здесь страдают слабейшие — дети и женщины — и потому нет надежды на спасение, а человечество обречено. Все начинается с похорон — обряда перехода, поминки по умершему длятся пять месяцев, не переводятся яства на траурной трапезе, покойник же все это время остается непогребенным — гиперболизация очевидна. Героини книги, длинноволосые нагие девы, соблазняющие мужчин, заполняющие зияющие дыры в сердцах, — это русалки, уже мертвые женщины, союз с ними заранее обречен на не-продолжение жизни, а род — на пресечение. Другие персонажи — бессердечный граф, бродячий сказочник без души, юродивый, разбойник, которому неподвластны собственные руки, готовые за секунду прервать человеческую жизнь, и следящее за всем этим «всевидящее око» Змия (а может, это солнце, похожее на змеиный глаз).
- Сергей Морозов
«Взгляд змия» — роман об отчуждении, о бегстве от самого себя. Человек связывает происхождение страстей с действием некой неодолимой силы, внешних обстоятельств. В этом проявляется не только желание уйти от ответственности, но и страх одиночества. Бога нет, но есть змий, дьявол, искуситель — виновник всех бед, вечный компаньон по несчастью. Он принимает разные облики. Сперва человек цепляется за род и видит в предках, в крови обоснование своей силы и оправдание своего бессилия. Затем остается наедине с суевериями, стремится поставить их себе на службу, поэтизирует и возвышает их. После пытается спрятаться в книжной мудрости, взять ее в пособники собственной безответственности, вожделению, гневу. Но и магия, и разум — лишь инструменты, средства.
ISBN 978-5-89059-305-4
Издательство Ивана Лимбаха, 2017
Перевод с лит. Т. Чепайтиса
Редактор: И. Г. Кравцова
Корректор: Л. А. Самойлова
Компьютерная верстка: Н. Ю. Травкин
Дизайн обложки: В. П. Вертинский
Переплет, 368 с.
УДК 821.172-31 «19» = 161.1 = 03.172
ББК 84.3 (4лит) 6-44-021*83.3
К 64
Формат 84×1081/32 (200х124 мм)
Тираж 2000 экз.
Книгу можно приобрести
Издательство Ивана Лимбаха, 2017
Перевод с лит. Т. Чепайтиса
Редактор: И. Г. Кравцова
Корректор: Л. А. Самойлова
Компьютерная верстка: Н. Ю. Травкин
Дизайн обложки: В. П. Вертинский
Переплет, 368 с.
УДК 821.172-31 «19» = 161.1 = 03.172
ББК 84.3 (4лит) 6-44-021*83.3
К 64
Формат 84×1081/32 (200х124 мм)
Тираж 2000 экз.
Книгу можно приобрести
