Помню, в начале 2000-х издательство «Иностранка» запустила книжную серию «Лекарство от скуки». Печатались в этой серии зарубежные бестселлеры в приключенческом и детективном жанре, в частности романы Роберта ван Гулика, Артуро Перес-Реверте и Ю Несбе. Серию курировал главный детективщик нашей страны Борис Акунин, и, как мне кажется, благодаря акунинскому Фандорину и серии «Иностранки» в обиход вошел термин «Интеллектуальный детектив». А через год-два появилась и серия «Интеллектуальный детектив» в издательстве «АСТ», откуда и вылез на русские просторы Дэн Браун.

Так вот, роман Бине «Седьмая функция языка» – типичный образец «интеллектуального детектива». Здесь вам и главные персонажи сыщики, и плеяда известных зарубежных интеллектуалов 80-х, а также тайное общество, разведслужбы, и, конечно же, политический заговор.

Роман захватывает с первой же страницы. Главная интрига «кто же убийца?» держит практически до самого конца. Ну и раз наступило лето, грех не воспользоваться штампом обзорщика и не написать, что «Седьмая функция языка» — отличная книга на отпуск, не даст заскучать в дороге или на пляже.

Сюжет романа крутится вокруг смерти Ролана Барта (философа и семиотика) и некоего документа, который он держал при себе, исчезнувшего после того, как Барта сбила машина. Поводом для расследования полицией этого эпизода стало то, что в момент дорожного происшествия Ролан Барт возвращался с ужина у Франсуа Миттерана (политика и кандидата на пост президента Франции). И вот расследование этого дела поручают комиссару Управления безопасности Жаку Байяру, но, начав опрос знакомых Барта — Мишеля Фуко, Жиля Делёза, Юлии Кристевой и прочих, — комиссар быстро понимает, что ему нужен переводчик с этого «дебилизма» на обычный французский. Так напарником Байра становится молодой преподаватель семиологии в университете Париж VIII (Венсен) Симон Херцог. Но почему-то семиотика у Бине становится вдруг синонимом дедукции:

— Как вы это узнали?

— Да элементарно! — Снова молчание, но на этот раз у молодого препода все под контролем. […] — Когда вы подошли ко мне после лекции, только что, вы машинально встали так, чтобы не поворачиваться спиной ни к двери, ни к окну. Такому учат не в школе полиции, а в армии. У вас это вошло в привычку, значит, ваш армейский опыт не ограничивается обычной службой и не прошел бесследно, подсознательные навыки сохранились. То есть вы могли участвовать в военных действиях, но не в Индокитае – возраст еще не тот, так что, думаю, вас отправили в Алжир.

Конечно, это еще и отсылка к детективам Конан Дойля. В книге вообще немало отсылок к художественным произведениям, литературным жанрам и философским концепциям — от «Имени Розы» Эко до «Капитализма и шизофрении» Делёза и Гваттари. Кстати, описание секса через концепт «желающей машины» Делёза и Гваттари, на мой взгляд, одна из жемчужин романа.

Язык-автомат скользит в полость, как будто входит в паз, рот Бьянки, такой же многофункциональный, делает пневматический выдох, механизм легких принимается выполнять мощную, ритмичную работу, и эхо – «si! si!» – достигает члена Симона, пульсирующего, как сердце.

Само же расследование смерти Ролана Барта и его документа под названием «седьмая функция языка» через какое-то время уводит Байяра и Херцога из Франции в Италию и Америку. Так Лоран Бине показывает не только взаимоотношения знаменитых интеллектуалов, но и описывает студенческие настроения и взгляд молодого поколения на политику — во Франции еще тлеет дух мая 68-го, в измученной Италии в борьбе с коррупцией и фашизмом находится оправдание терроризму, а в Америке противопоставляются родная и континентальная философия.

Все эти Сёрлы, Хомски, сколько времени они тратят, чтобы размазать французов, требуют от них ясности […]. Мэтрам кажется, что какие-то фигляры, шуты и шарлатаны украли у них славку, и их это, естественно злит. Но, надо признать, Фуко все же сексуальнее Хомски.

Вот только такой галоп по Европе и желание Бине привязать роман к реальным событиям восьмидесятого года приводит к недоумению. Смотрите, Ролана Барта сбивает машина 25 февраля, здесь — начало расследования. 26 марта Барт умирает, расследование идет полным ходом, включая некоторую спешку и погони. А потом… Бац! И через пару страниц уже десятое августа и взрыв вокзала в Болонье. Затем снова — бац! И на следующей странице Луи Альтюссер убивает жену, а это было семнадцатого ноября. Ладно, Бине очень хотелось рассказать о ключевых событиях восьмидесятого года, но почему тогда, перевалив за половину, роман оказывается альтернативной историей, где реально существовавшие люди теряют части тел и умирают намного раньше, чем было на самом деле? Особенно не повезло французскому писателю Филиппу Соллерсу и американскому философу Джону Сёрлу, дай бог им здоровья. Искренне не понимаю, почему нельзя было создать парочку персонажей и калечить их как Бине угодно?

Вообще, вся эта галерея реальных философов и лингвистов в книге хоть и приятна глазу — интересно представлять, что они вот так себя и вели, когда не писали книг, так общались и выясняли отношения, — но из всех них только Фуко и чета Кристева-Соллерс предстают перед нами живыми людьми. Все остальные сливаются в имена на корешках книжных обложек да небольшие аннотации — кто кем был, что написал, проще говоря, всё то, что мы видим, подходя к стеллажу философии и лингвистики в книжном магазине.

20:24. “Ролан Барт у… (пауза) умер сегодня днем в парижском госпитале Питье-Сальпетриер”. ([…] Альтюссер прекращает попытки не разругаться с женой, Байяр прекращает гладить рубашки, Делез говорит Гваттари: “Я перезвоню”, Фуко прекращает размышлять о биовласти, Лакан продолжает затягиваться сигарой).

Возвращаюсь к недоумению от романа: я не понимаю, зачем Лоран Бине во второй половине книги резко делает из Симона Херцога персонажа Нового романа а-ля Роб-Грийе. Особенно это выбивается на фоне одной хорошей шутки в самой книге, когда Херцог попадает в библиотеку Корнелловского университета:

Он минует раздел «Psychoanalysis» и устремляется в «Новый роман», но там тупик.

Вся вторая часть, где действие происходит в Корнелле и Венеции, заметно уступает первой и тоже похожа на тупик: замедляется темп повествования, практически исчезают приключения, а интрига уступает место ораторским выступлением персонажей. Возможно, в этом и был замысел Бине — захватить внимание читателя, чтобы потом раскрыть какой-то видимый автором абсурд семиотики, но получилось не очень. Семиотика Бине так и остается на протяжении всего романа обычной дедукцией, но дедукция органична в детективном романе, а никак не в Новом.

На самом деле, я не хочу сказать, что роман так уж и плох. Это хороший роман. Просто это не шедевр. И скорее всего мне помешало им насладиться неправильное читательское ожидание. Представлялось, что «Седьмая функция языка» прольет необычный свет на жизнь Барта или других философов Франции. А оказалось, что роман — обычный «интеллектуальный детектив», да еще и в альтернативной вселенной. Вот если бы я его начал читать как простой детектив, меня бы вряд ли смутили все эти моменты. Ну а про Барта мне, видимо, лучше прочитать биографию, написанную Тифеном Самойо.

P.S.: Где-то через неделю после того, как роман «Седьмая функция языка» вышел, а я его еще не начал читать, к нам в книжный «Все свободны» позвонили два человека, где-то с разницей в день, с вопросом по наличию книги. Интересовали звонящих труды Романа Якобсона, в частности, «Лингвистика и поэтика». Тогда-то я не сообразил, что к чему…

Постараюсь объяснить без спойлеров. Роман Якобсон – лингвист, который разработал шесть функций языка. Он также появляется в романе «Седьмая функция языка», но в книге Бине Якобсон был тем, кто лишь упомянул седьмую функцию, а незадолго до своей смерти полноценно ее разработал Ролан Барт. Ну а после этого за ней начинают охотиться сильные мира сего, ведь владение седьмой функцией языка напрямую может повлиять на то, кто станет следующим президентом Франции.

ВКонтакте

Book Friends Club

Все читают "Седьмую функцию языка" Лорана Бине, и хоть бы кто похвалил перевод! Анастасия Захаревич блестяще справилась со всеми головоломными задачами, на которые автор не поскупился. Мало того, что от нее потребовалось вникнуть во все тонкости семиотики, структурализма и прочих фокусов, в личные истории и характеры мастеров французской философской, лингвистической и политической эквилибристики (тут и Барт, и Фуко, и Кристева, и Деррида, и Альтюссер, и Соллерс, и Жискар с Миттераном и сворой советников), так еще надо было перевести, не впадая ни в грубость, ни в пошлость, кучу малопристойных и местами уморительно смешных сцен, целые страницы, написанные на студенческом сленге, а главное, сохранить пронизывающий всю книгу юмор, не слететь в кювет, когда автор выделывает резкие виражи, хватая читателя за шкирку, чуть только тот начнет тонуть в занудстве, и швыряя его на очередной детективный виток. А как точно передана речь главных героев, Байяра и Симона, полицейской ищейки и университетского препода, Холмса и Ватсона, постоянно меняющихся местами и ошарашивающих друг друга и читателя. Какие прекрасные комментарии! Словом, это виртуозная работа. Анастасия Захаревич — потрясающий переводчик. Так и передайте ей, кто ее знает. И, конечно же, браво, издательство Ивана Лимбаха!

Фейсбук