Андрей Мартынов,  REGNUM  

Любовь Владимира Набокова (1899−1977) к мистификациям и последующим их разоблачениям, «жертвами» которых становились его современники, давно стала общим местом в исследованиях о писателе. Поэтому символично, что открытие архива автора «Прозрачных вещей» привело к новым если не «разоблачениям», то как минимум прочтениям, казалось бы, давно известных сюжетов. Книга исследователя Набокова Андрея Бабикова (Москва) существенно дополняет образ знаменитого изгнанника в двух планах. Во-первых, она знакомит читателя с ранее не публиковавшимися набоковскими текстами, в частности, с двумя лекциями, посвященными «советской драме», статье «Советская литература в 1940 году», докладе о Николае Гумилёве. В последнем Набоков в числе прочего, обращает внимание, что знание столь любимой им энтомологии у автора «Фарфорового павильона» было лучше, чем у многих других талантливых поэтов:

«И Фет, и Фофанов любили писать о романах между мотыльком и ландышем или лилией. Откуда было им знать, что нет ни одной известной бабочки, которая бы садилась на лилию или на ландыш? Гумилёв такой ошибки не сделает».

И — символическая «вишенка на торте» архивных публикаций — фрагменты недописанного второго тома «Дара». Во-вторых, реконструируются малоизученные факты и фрагменты набоковской биографии. Как отмечает Бабиков, к таковым, в числе прочего, относится «время с середины 1939 года — последние месяцы во Франции — и до конца 1942 года — его первые годы в Америке». Частично этому способствует эпистолярное наследие писателя. Одновременно оно позволяет лучше понять эстетические вкусы Набокова. Вот, например, его оценка Дмитрия Мережковского, высказанная в письме Марку Алданову:

«Мне его безмудрый слог был всегда противен, а духовно это был евнух, охраняющий пустой гарем. Очень редко случалось, что его серое слово принимало легкий фиолетовый оттенок».

Там же Набоков давал двойственную характеристику Ивану Бунину. «Темные аллеи» виделись ему «в композиционном отношении совершенно беспомощной вещью», но одновременно он высоко ценил нобелевского лауреата как поэта. А в письме к слависту Елизавете Малоземовой доставалось и другим:

«Первый раз слышу, что Сологуб считается первым стилистом русской литературы. Как прозаик он бездарен, а как поэт — minor poet (малый, незначительный поэт — А. М.). Никакого следа на большой дороге русской литературы он не оставил».

Что же, значительность писательского дарования не означает такой же значительности в области литературоведения, что прекрасно понимал Роман Якобсон. Не зря в одной из своих книг Сергей Довлатов приводил ответ известного лингвиста, которому предложили пригласить на работу в Гарвард Набокова, так как он «большой писатель».

— Ну и что? Слон тоже большое животное. Мы же не предлагаем ему возглавить кафедру зоологии!

Подробности: https://regnum.ru/news/2605566.html?fbclid=IwAR1mZOiDwI2GzV3QTOBaD0H-jjmvAb3qglLvgEQ9lL2UurD5ljYZFCG5UJU
Любое использование материалов допускается только при наличии гиперссылки на ИА REGNUM.

Не чужд мистификаторства был и Владимир Набоков, книгу о котором выпустил в канун 120-летия со дня рождения писателя Андрей Бабиков — переводчик, литературовед, публикатор новонайденных набоковских текстов. Одна из статей, включенных в новый сборник «Прочтение Набокова», посвящена как раз «вымышленной личности» — Василию Шишкову, под маской которого Владимир Владимирович написал ряд стихотворений в 1939–1941 годах. Самые известные из текстов этого цикла — «Поэты» и «Обращение» — были опубликованы в последних номерах журнала «Современные записки», другие сравнительно недавно нашлись в архивах. Неотъемлемой частью мистификации стал и «саморазоблачающий» рассказ «Василий Шишков», который Набоков напечатал в парижской эмигрантской газете. Сам писатель позже вспоминал, что «Шишкова» он придумал, чтобы проверить непредвзятость критика Георгия Адамовича, не любившего набоковскую поэзию. Андрей Бабиков показывает, что культурный контекст этой литературной «игры» был значительно шире и включал, в частности, рассказ-мистификацию Владислава Ходасевича о «забытом» поэте Василии Травникове, на которую также «попался» Адамович еще в 1936 году. Впрочем, подчеркивает Бабиков в другой статье, не следует навешивать на Набокова ограничивающие ярлыки «атлета и сноба», «писателя без души», «холодного препаратора», любителя литературных «обманок» и головоломок. Настоящий Набоков шире любых стереотипов. В своих работах на протяжении двух десятилетий исследователь стремится показать писателя таким, каким он был на самом деле. Для этого нужно просто внимательно читать его тексты (они все теперь изданы в России в достойном качестве) и лучшие биографии — например, переведенные на русский язык труды профессора Брайана Бойда.

 В книге освещены важные для понимания личности Набокова события, в частности, его многолетняя дружба и переписка с историком и общественным деятелем Михаилом Карповичем. Показаны истоки и эволюция сюжетов знаменитых произведений, прокомментированы малоизвестные и вовсе не печатавшиеся ранее тексты. «При всей ее пестроте, в книге от начала до конца выдержана единая структура и проведена неотрывная линия поступательно-возвратного описания многих сторон набоковского явления, охватывающая, как окружность, все главы его литературного багажа за более чем полвека: поэзию, театр и кинематограф, короткую и большую повествовательную формы, мемуары, лекции, критику, автоперевод, пародии и эпистолярный жанр». Озаглавлен сборник тоже чисто по-набоковски, в каламбурной манере: эта книга одновременно и «прочтение», и «про чтение». И каждый исследовательский текст, при всей убедительности научной аргументации, оставляет ощущение не до конца разгаданной загадки.

Подробнее: https://www.labirint.ru/now/maski-i-sudby/

Неизвестные произведения Владимира Набокова

В этом году исполняется 120 лет со дня рождения выдающегося писателя ХХ века, поэта, историка литературы, переводчика и мемуариста Владимира Набокова.

Казалось бы, за полувековую историю изучения творчества и биографии писателя все стороны его необыкновенного искусства рассмотрены, все тайны раскрыты, все пробелы заполнены. Но нет. Исследователи и литературоведы продолжают изучать архивы, рассыпанные не только по разным городам, но и странам. Находят и не прочитанные ранее письма, и черновики произведений, в которых обнаруживаются сюжетные задумки писателя, совершенно отличающиеся от тех, которые мы знаем по его произведениям, и письма. Более того, уже ставшие привычными в набоковедении трактовки и реконструкции событий в результате новых поисков и анализа данных корректируются или даже опровергаются. И одним из таких знаковых и важных событий в набоковедении стала книга известного исследователя творчества писателя, составителя его полного собрания драматургии и рассказов, переводчика последнего завершенного романа и сценария «Лолиты» Андрея Бабикова «Прочтение Набокова. Изыскания и материалы».Восьмисотстраничный труд увидел свет совсем недавно, накануне набоковского юбилея, в Санкт-Петербургском «Издательстве Ивана Лимбаха», и уже стал вехой в набоковедении, и назван литературными критиками «лучшей за последние 15 лет русскоязычной книгой о Набокове и одной из лучших книг в современном литературоведении».

Андрей Александрович давно изучает американские архивы Набокова (в Нью-Йорке, Вашингтоне и Гарварде), представляющие наиболее полное собрание рукописей писателя. Большинство материалов в свое время были переданы в эти хранилища самим Набоковым, другие попали в них уже после его смерти. Некоторые важные архивные находки Бабикова вошли в «Прочтение Набокова» наряду с его исследованиями, статьями и предисловиями, написанными за двадцать лет изучения обширного набоковского наследия. Впервые в одном томе рассмотрены все стороны богатого литературного багажа писателя — его поэзия, театр, кинематограф, русская и английская проза, мемуары, автопереводы, доклады, лекции, критические статьи, рецензии и, конечно же, интереснейшая переписка. Много внимания в книге уделено изучению эмигрантского и американского окружения писателя, его участию в различных литературных объединениях Берлина, процессу подготовки Набоковым своих рукописей к печати, вопросам текстологии, начальным редакциям и последующим трансформациям замыслов «Камеры обскура», «Дара» и «Лолиты». Все ранее опубликованные автором работы были для «Прочтения Набокова» пересмотрены, расширены, уточнены и дополнены; другие публикуются впервые.

Так, в статье «Волшебная палочка Арлекина» впервые в русскоязычном литературоведении разбираются стилистические особенности поздних набоковских романов «Просвечивающие предметы» и «Смотри на арлекинов!».

В работе «Большая реставрация» сопоставлены английский оригинал «Лолиты», рукопись перевода, машинопись и опубликованный текст и сделан вывод о том, что в русской версии романа, которой зачитывается уже не одно поколение, имеет место быть огромное количество всевозможных искажений, пропусков и даже ошибок.

Ценность книги еще и в том, что в нее вошли совершенно новые тексты, впервые публикуемые рукописи Набокова — лекции, стихотворения, письма.

В одном из интервью, посвященных выходу книги, Андрей Бабиков сказал: «Это мое прочтение, это книга, в которой я не пытаюсь ни с кем спорить, ничего доказывать, это мой взгляд, это мои находки и мои темы, которые мне интересны, я вижу их взаимосвязь между собой, вижу по-своему. А в том, что в ней есть полемическая составляющая или какой-то взгляд необычный, неожиданный даже, то это лишь следствие моего прочтения Набокова. И это тоже исключительность. "Солнечный сон", поэма, о которой мы еще не говорили, но которая будет скоро опубликована, в ней тоже уже в зародыше, в свернутом виде весь тот будущий Набоков, все сюжеты. Там предсказан, предугадан "Морн" и "Бледный огонь". И попытка увидеть другую реальность, и даже не просто ее увидеть и услышать – в сюжете поэмы герой и слышит другую реальность, другой город, он видит людей, которых никто не видит».

Этой удивительной находке, а также другой, найденной, расшифрованной и подготовленной Бабиковым к публикации поэме «Легенда о Луне», была посвящена его лекция в Доме русского зарубежья, во время которой было рассказано не только про обстоятельства обнаружения и расшифровки рукописей, но и прочитаны строки из них. Однако прежде чем обратиться к сюжетам этих неизвестных поэм, приведем еще несколько фактов из биографии Владимира Набокова.

Найденные Бабиковым сочинения — это выпавшие звенья из хорошо известной нам творческой биографии Набокова. До сих пор считалось, что начало писательской карьеры гениального автора следует относить к 1926 году, когда им был написан роман «Машенька», за которым идет серия известных «Сиринских» романов до 1939 года (Владимир Сирин — псевдоним Набокова тех лет), завершенная в Париже в 1939 году. В 1940 году, после оккупации немецкими войсками Франции, Набоков уезжает в Америку. Там он переходит на английский язык, начинается новая карьера, Набоков осваивает новое пространство литературы, создает новый круг общения и приобретает новую славу, уже не эмигранта Сирина, а всемирно известного Nabokov'a.

Многие задаются вопросом, как и почему Владимир Набоков стал романистом, как смог освоить крупную и сложную сюжетную форму? Еще в 1916 году он издал первый сборник стихотворений, посвященный своей первой любви Валентине Шульгиной, которая потом в мемуарах стала Тамарой и в итоге – Машенькой в одноименном романе.

Посвящение в книге: «Тебе, видавшей тот же сон, я эту книгу посвящаю», находит позже отражение в обнаруженной Андреем Бабиковым поэме «Солнечный сон», датированной 1923-м годом.

Линия литературной судьбы писателя была не только прерывистая, но и ломаная. Можно выделить три знаковых отрезка с тремя вершинами – поворотными пунктами: 1916 — издание первого сборника стихов, 1926 — публикация романа «Машенька», 1946 — публикация первого американского романа «Под знаком незаконнорожденных», с которого открылся путь к американской карьере американского писателя-интеллектуала. Обращает на себя внимание присущая Набокову симметрия — 16-26-46.

Внутри этих отрезков были более короткие зигзаги, но самый главный и неприметный, по мнению Андрея Александровича, продолжался около пяти лет — с середины 1920-го до начала 1925-го.

Избрав изначально для себя поэтическую стезю, еще до революции и эмиграции, Владимир Набоков ненадолго приезжает в Крым, теряет из виду Валентину Шульгину, затем навсегда покидает Россию. В 1919 году он уже студент Кембриджа, пишет стихи, окрашенные двойной ностальгией – по родине и возлюбленной. И в это время как будто ничего не меняется на его творческом поприще и ничего не предвещает рождение гения. Но именно в эти годы и случилась главная метаморфоза Набокова, определившая появление всемирно известного писателя.

Во время учебы в Кембридже Володя Набоков приезжает на каникулы в Берлин к своим близким: играет в теннис, тоскует по России и мнит себя в будущем ученым-энтомологом, путешественником и поэтом, который живет в России в своем имении. Именно в России, поскольку он, как и другие эмигранты, был уверен, что власть большевиков падет, и они вернутся на родину. Такими чувствами и окрашено все его творчество этого периода. В стихах говорится о возможности пробуждения, очищения, возрождения России. Очень искренние, но слишком домашние строки.

Будь со мной прозрачней и проще

у меня осталась ты одна,

дом сожжен и вырублены рощи,

где моя туманилась весна.

Псевдоним «Сирин» возник в начале 1921 года. Сирин — в древнерусском искусстве райская птица с головой девы, которая поет вещие песни о грядущем блаженстве и может свести с ума подобно греческим сиренам.

До середины 1924 года в своем творчестве Набоков отрицал действительность: политика, экономика, войны, съезды партий и конфессий, передовицы газет и многое другое — все это, по его мнению, всего лишь досадный шум и неприличная возня, мешающая ему любоваться закатом.

Летом 1920 года, в Лондоне, где он был на каникулах у родителей, Набоков пишет «Легенду о луне» — стихотворную повесть, в которой рассказывается о странном происшествии в некотором восточном царстве, в некотором условном далеком прошлом.

Злобный бес почему-то невзлюбил Звездочета. Желая посмеяться над ним, он принял облик огромной луны. Звездочет стал наблюдать за этим странным светилом, которое начало угрожающе расти. Он убедил царя, что огромная луна приближается к земле и через год погубит весь род людской. В державе начались волнения, в столице запылали пожары, храмы были разграблены, священники — растерзаны, а царь принял яд. Некоторое время спустя бесу надоело морочить людей, висеть в образе луны, и он исчез, а на небосводе появилась обычная безобидная луна. Звездочет спускается со своей башни и разъяренная толпа убивает его как колдуна, виновного во всех бедах. Соседний царь, воспользовавшись бедствием, нападает на обессилившую державу и уничтожает ее.

Поэма — незамысловатая аллегория. Гоголевский и гофмановский фон с исторической аналогией — Россию бес попутал. Но в этой ранней поэме не все так просто. В ней есть внешний наблюдатель — поэт-иностранец, молодой пришелец с северных озер. И в поэме есть его стихи, его голос звучит отдельно от анонимного рассказчика, который лишь в заключительной строфе говорит о себе.

В 1921 году Владимир Набоков влюбляется в Светлану Зиверт. Сочиняет два сборника стихов «Гроздь» и «Горний путь». И «Легенда о луне» так и остается неопубликованной. В марте 1922 года черносотенцы убивают его отца, а в январе 1923 года родители Светланы объявляют ему, что помолвка расторгнута. Биограф пишет: «Не оправившись от смерти горячо любимого отца, он тяжело перенес это известие».

Однако насколько тяжело, стало понятно, когда была обнаружена поэма «Солнечный сон», датированная февралем 1923 года. Написана она была сразу после объявления о разрыве помолвки. Рукопись, судя по всему, была уничтожена Набоковым как слишком личная и мучительная, и в свете нового любовного романа с Верой Слоним она ему показалась несовершенной не только в художественном отношении.

Это третья по величине поэма писателя, состоящая из 800 строк.

Судя по всему, ее втайне от сына переписала мать Владимира Набокова. По мнению исследователя, если бы Набоков об этом узнал, он бы уничтожил и этот экземпляр. Расшифровка рукописи заняла у Андрея Бабикова два месяца. И не только из-за неразборчивого почерка, но и потому, что длинная строка не вмещалась на странице тетрадки и мать Набокова часто вынуждена была жертвовать знаками препинания, сжимать слова, терять при этом буквы и делать описки. Но в конце концов неразборчивыми остались всего лишь два слова.

«Солнечный сон» — это тоже сказочная повесть. Главный герой, рыцарь Ивейн, помолвлен с дочерью северного светлобородого короля красавицей Нимфаной. Король поручает рыцарю отправиться далеко на юг, сразиться в шахматы с чернобородым королем, дабы, по уговору, избежать войны. Ивейн выигрывает турнир. Но однажды он выезжает из столицы и оказывается в знойной степи, где начинает слышать голоса, один из которых — женский — очаровывает его.

Вернувшись домой и женившись на дочери светлобородого короля, он уговаривает ее поехать в знойную степь, где он слышал голоса жителей незримого города, поскольку они не дают ему покоя. Нимфана притворяется, что тоже слышит эти голоса. Рыцарь успокаивается, поскольку был убежден, что сходит с ума. Но молодая жена тяготится своей жизнью, ей становится скучно, она признается, что никогда не слышала тайных звуков, и покидает супруга.

Он выходит из шатра и падает, сраженный солнечным ударом.

Автобиографичность очевидна. Известно, что поэма не была опубликована. Но если до сих пор поворотным событием считалась «Трагедия господина Морна», то с расшифровкой текста становится понятно, что именно эта поэма является важной ступенью к тому Набокову, которого мы знаем.

В поэме уже имеют место шахматные медитации героя, которые будут развиты шесть лет спустя в первом набоковском шедевре «Защита Лужина».

Познакомившись с Верой Слоним, Набоков испытывает вдохновение и спасение увлечением. Вернувшись в Берлин, он пишет в стихах «Трагедию господина Морна», в многочисленных письмах Вере из Праги рассказывает о новом замысле, посылает ей целые куски, хочет поразить своим талантом и размахом.

К лету 1924 года «Сирин» прекратил свое существование. «Поэтик бедный Сирин» — как называл его Демьян Бедный. Но летом 1925-го рождается уже другой, уверенный в себе Сирин, который пишет роман из жизни эмигрантов «Машенька». Роман о самом себе, о своем настоящем. Не фантазию, не сказку и не в стихах.

«Иные берега», №1(49) 2019