357

вернуться

Соболев Александр
Грифоны охраняют лиру

 
dashka_chitaet

«Приятно читать текст. Это первое, что чувствуешь, плавно входя в плотный и витиеватый стиль Александра Соболева. Сначала немного вязнешь: и реальность, в которую помещены герои, не вдруг проявляется и становится объемной, и многочисленные отступления цепляют внимание, не дают "вчитаться".

Но книжное время ускоряется невероятно, и вот, ты уже наслаждаешься отступлениями, поверив автору и приняв их необходимость, вот ты уже и сам гуляешь по Москве, в которой никогда не было проспекта Ленина, метро Октябрьской, как и не было самих большевиков.

Герой ищет отца, автор ищет Отечество. Разматывая клубок прошлого, сможешь ли удержаться в настоящем?
Непонятно, в какой момент Никодим, милый юноша такой понятный и современный, выходит из мира живых.
Телемах ищет Одиссея? Есть такая метафора, в тексте из множество, собственно, все витийство - это огромный собор, слепленный из опыта литературы.

Автор - филолог, а если читатель - нет, то и без узнавания остаётся огромные просторы для удовольствия, фантазии и попыток угадать, что за сила влечет героя, властно, как поток - щепку, не жалеючи, но и не жестоко. Сила собственной истории? Если она такова, то что уж говорить о той, что кружила Россию в -17, да и и сейчас не оставляет.
В общем, многогранное чтение, в котором нескучно». dashka_chitaet

dyrbulschir в «Живом журнале»

«Давно я не получала такого удовольствия от чтения, чистого, неприкрытого наслаждения. Наверное, многие из вас знают, что настоящая, хорошая книга провоцирует думать, узнавать и читать дальше — для меня много лет это один из критериев подлинной (простите за пафос, мне тоже смешно) литературы. Помимо беспримесного удовльствия от того, как хорошо она написана, книга таит множество загадок, разгадывать которые — счастье не меньшее, чем просто чтение книги. После "Грифонов" я немедленно прочла "Странствия и приключения Никодима Старшего" Алексея Скалдина (мне было интересно, почему главный герой Никодим), много гуглила, думала и искала — и это было странствием не меньшим, чем следить путь Никодима по карте Москвы и обнаруживать его на "Лермонтовской", у Арбата и близ границы Латвии.

Это — роман-загадка, литературная игра. Итак, главный герой случайно узнает, что возможно, его отец — прозаик Шарумкин, и движимый стремлением узнать, действительно ли это так, оказывается в ситуациях и положениях весьма увлекательных и удивительных, становится свидетелем убийства, подозреваемым и беглецом. Это сюжетоообразующая линия романа, но она не объясняет всего очарования книги, которое везде — в замечаниях и мыслях главного героя, в остроумных портретах действующих лиц, в ремарках, по ходу действия щедро отпускаемых автором.

Итак, Никодим в Москве 50-х годов (попутно выясняется, что это параллельная реальность, в которой в 1917 победили не большевики, а их противники) (вы вспомнили "Остров Крым" Аксенова? То ли еще будет!) ищет своего предполагаемого отца, писателя Шарумкина. Его (отца) прототип занимал меня довольно сильно; признаться, я искала и Мурашкина, и Румашкина в русской литературе. Увы мне! Шарумккен, первый царь Аккада, легендарная Саргон Древний, чей жизненный путь (найден в корзине, как и Моисей) и яркая личность оставили огромный след в цивилизации Шумера, известен тем, что грифоны, давний символ могущества и тайного влияния etc, в эпоху его правления изображались на шумерских стеллах улыбающимися. Вообще в тексте много смешного.

Во-первых, эпиграф к роману — строчка из неизвестного (процитированного лишь случайно) стихотворения, о котором нам больше ничего не известно, задает тон всему. Было ли это или не было? Читайте текст, ищите отгадки. Советую читать, поглядывая на карту города и страны — так вы поймете многое из невысказанного явно в тексте – поймете, куда в итоге идет главный герой, что за город, увиденный им на последней странице (а если вспомните при этом "Подвиг" Набокова, не говорите, что я предупреждала).
Мне очень понравилась книга, но я (почти) ее идеальный читатель — во-первых, я несколько лет как с наслаждением читаю автора тут, в жж (и считаю себя везунчиком и счастливицей), во-вторых, я находила себя и в букинистическом магазине на "Красных воротах" (я училась совсем рядом, на Сухаревской, на кафедре истории книги), и Чуксин тупик, удивительнейшим образом фигурирующий в книге — из моих ежедневных маршрутов, а уж Румянцевская библиотека...

Надеюсь, вы получите удовольствие, для меня книга стала лучшим, прочитанным за год на русском. И конечно, лабарадор, белый в эту пору года. Горячо рекомендую. Грифоны охраняют лиру — и улыбаются».

dyrbulschir

Алексей Вахтель

Инакомыслящий

Что говорит! и говорит как пишет!

П.А. Фамусов

Хорошо, когда тебя понимают, еще лучше, когда понимаешь ты. Для обозначения взаимного понимания употребляется выражение “говорить на одном языке”, для непонимания – “на разных”. Скорее следовало бы говорить о единстве поэтики, она, а не язык, определяет взгляд на вещи (впрочем, верно и обратное). То есть не язык как таковой, а способы говорить на нем открывают или закрывают возможность понять собеседника. Столкнувшись с непривычным образом мысли, можно увидеть способ думать иначе, а можно оказаться в глухом тупике: так Толстой не прочел Шекспира, Цветаева – Чехова.

Эта книга написана на другом “языке”, “на одном из малораспространенных в наше время и в этой части земли”. Я проводил мысленный эксперимент, подселяя героев Зощенко персонажам “Грифонов”. Представьте, вы слышите в кафе за бизнес-ланчем разговор за соседним столиком:

  • “Случались, конечно, и истории романтического плана, ходили всякие слухи <…> о вызовах, поединках, залпах через платок, юнкерах, стрелявшихся на пороге, и тому подобной архаической экзотике, часто приписываемой гарнизонной молвой дамам особенного склада”. (“Грифоны”)

  • “А я, братцы, не люблю баб, которые в шляпках. Ежели баба в шляпке, ежели чулочки на ней фильдеперсовые, или мопсик у ней на руках, или зуб золотой, то такая аристократка мне и не баба вовсе, а гладкое место”. (“Аристократка”, Зощенко)

Контраст на лице вашем будет, я полагаю. Редкие диалоги в книге звучат вполне обыденно и только в пересказе авторским голосом становятся сказом, то есть письменной речью людей начала прошлого века, какой она могла бы быть в пятидесятые годы в стране с немного другой историей. Но, в отличие от Зощенко, судя по устному рассказу Александра Соболева “Пишущая машинка в русской поэзии”, эти способы говорить у автора-рассказчика и автора-человека совпадают.

Иной способ высказывания открывает те вещи, что находятся вдалеке от столбовой дороги литпроцесса, и когда прием обнажается, как в сцене с железнодорожным проводником, будто обращающимся в шмелей и растворяющимся в пейзаже (завидная участь?), и когда затушевывается в сцене с медведем, возникшим из привидящейся желанной шубы, так внезапно обрушив надежду на тепло. Этот мир непрост, потому что волшебен. Но для заядлых читателей более чем знаком: узнаваемы черты как исторических фигур, так и их литературных героев. Вижу, как нахмурив лоб иной школьник грядущих пятилеток раскрывает тему выпускного сочинения “Образ роковой девушки в произведении Александра Соболева “Грифоны охраняют лиру”” и шепчет юной соседке: “Как бишь его? Этот? Ну? Мариен…? Что? Гов?” А начинающих любителей словесности фабула неспешно, но затянет приключенческим сюжетом. Настоящая заметка, однако, обращена не к будущим читателям книги, а уже состоявшимся.

Лучше всего, все-таки, когда не вполне понимаешь, понимаешь ты или нет. Это авторская позиция? Или только персонажа? И если персонажа, то какого? Того, что ее излагает, или отца героя, который и есть настоящий автор, выдумавший писателя Соболева?

“Мир наполнен могучими силами, мощными силовыми линиями, но мы видим их, только когда что-то доступное нашим подслеповатым глазкам попадает в этот поток: так мы не увидим смерча, пока он не поднимет с земли всякий мусор и не проявится таким образом на внешнем плане”.

Этим “мусором”, по-видимому, и работают слова, написанные в книге. Нам остается “в силу наших слабых способностей “наблюдать и запоминать”” и отрываясь от последней страницы и подняв взгляд горе откликнуться вопросом: “что это было?” и начать перечитывать. Счастливое время чтения эта книга может подарить не один раз.

Алексей Конаков

Читаю в ленте любопытные отзывы на «Грифоны охраняют лиру» Александра Соболева: многие изумляются «неожиданному» финалу, подозревают, что чего-то не поняли, сожалеют, что отсутствует «внятная» разгадка и т.п.

Это по-настоящему удивительно, ибо сюжет романа максимально прост и логичен, а точка поставлена ровно в том месте, где нужно. Действительно — история начинается с решения героя отыскать своего отца; история заканчивается, когда герой отца находит. Нарратив при этом линеен и нагляден — череда встреч и перемещений, последовательно и неуклонно ведущих героя к цели. Чего же нам ещё? Чем мы фраппированы? Откуда это чувство читательского замешательства в финале?

Вероятно, существует некий модус восприятия, воспитанный в нас современной культурой, всегда высчитывающей своего рода «нарративное сальдо» (разумеется, расчёт такого сальдо — примета валоризации искусства, превращения его в удобный, эргономичный товар). Говоря коротко, в двадцать первом веке популярные фильмы, сериалы и книги не могут позволить себе тратить ресурсы зря; уж если они вводят в историю яркого, колоритного, необычного персонажа, то он должен быть использован на сто процентов, должен так или иначе “выстрелить” (если вспомнить старое bon mot про висящее на стене ружьё). И именно это торгашеское правило блистательно игнорирует Соболев; он подробно выписывает массу великолепных персонажей, использование которых в нарративе ничтожно: они оказываются просто ступеньками на пути главного героя, едва нащупываемыми и тут же отбрасываемыми. Так, блестящий князь, коллекционер, богач, тиран случайных девушек, владелец удивительного замка, мастер спиритических сеансов — нужен лишь для того, что напомнить главному герою об отходящем поезде. Так община деревенских сектантов со своими загадочными обрядами и тайнами, целями и замыслами, интересами и предосторожностями, нужна для того, чтобы главный герой выбрал нужное направление в лесу. Так и все остальное.

Видимо, это и раздражает: нам хочется знать, чем закончились отношения героя с Вероникой, кто убил Зайца, почему Никодима взяли в плен в Шестопалихе; мы расцениваем все эти линии как досадно оборванные, не завершённые. Но это на самом деле не линии, а именно ступеньки — роскошные, дорогие в изготовлении, драгоценные ступеньки, придуманные для того, чтобы герой лишь один-единственный раз оттолкнулся от каждой из них. В таком невероятном для сегодняшних дней расточительстве есть что-то батаевское: искусство как проклятая доля, которая должна быть непроизводительно растрачена; не буржуазная «экономика», но «общая экономия» текста.

Впрочем, есть в этом еще и что-то кантовское: персонажи интересны не в качестве элементов, замыкающих множественные сюжеты, но сами по себе. Наверное, так могла бы выглядеть идеальная кантовская пьеса: персонаж, двигаясь через сцену, любовно разглядывает десятки висящих на стенах ружей: гладит каждый приклад, трогает цевье, изучает инкрустацию и детали спускового механизма — но ни одно ружьё так и не стреляет. Именно такую «кантовскую пьесу» и написал Соболев — и оказалось, что современных читателей беспокоит и раздражает вовсе не сложный детектив со множеством ловко переплетенных рассказов (тут все остались бы довольны), но, наоборот, простейшая линейная история об успешном нахождении кого-то давно потерянного.

Алексей Конаков, Facebook

Дмитрий Бавильский

«Это выдающаяся проза. Хотя бы потому, что она действительно выдается, выделяется на общем уровне. Соболев — известный литературовед, исследователь и библиограф второстепенных, третьестепенных персонажей Серебряного века. И роман его несет отчетливо филологический бэкграунд, хотя я бы ни в коей мере не обзывал его литературоведческим. Настолько он живой и светится. (...) Соболев создает такое семиотически заряженное, активное пространство, где все детали начинают казаться важными и начинают звучать, распространять многоступенчатое эхо, отбрасывать красноречивые тени».

Дмитрий Бавильский, Facebook

Константин Львов

"К черту маленьких лебедей!"
Прочитал филологический роман филолога и антиквара А.Соболева "Грифоны охраняют лиру".
В качестве предшественников и ориентиров назову навскидку:
- Скалдин "Странствия Никодима"
- Набоков "Подвиг" и "Себастьян Найт"
- повести рассказы Кржижановского
- Гумилев "Веселые братья"
- Булгаков "Театральный роман"(его начал.главы)
- Ерофеев "Москва - Петушки" (сюжетный ход).
Действие романа идёт в России 1950-х. Исторический фон основан на допущении, что революционные выступления 1917 года были подавлены царским правительством, как это случилось десятилетием ранее. В России конституционная регентская монархия, номинальный глава государства - сын Николая Второго - Алексей, но он живёт и болеет гемофилией в Швейцарии. Поэтому русские интеллигенты и оппозиционеры устраивают разрешенные акции протеста: протыкают розовые воздушные шарики. Большевизм победил в Латвии. Большая часть романа развивается в Москве, так что читатели-москвичи с удовольствием могут окунуться в топографию. - Неоклассицизм и конструктивизм в расцвете, метро проложено, ампир в забвении, потому что Сталин держит шашлычную где-то в изгнании.
Работа главного героя связана как раз с эмигрантами. Он служит в обществе "Память" и выполняет их заказы: находит и отправляет изгнанникам ностальгический брикабрак (семена, фотографии, детали интерьеров).
Герой разыскивает своего отца. Тот был писателем, и пересказ сюжетов его новелл понравился мне в книге более всего остального: зубы и буквы имеют души и имена, так что вырывание/ зачеркивание, стирание сродни человекоубийству; приключения Ивана Ивановича Иванова, непременного персонажа образцов бланков всех-всех учреждений; в человеке прорастает яблонька и зреют дрожжи; правитель мечтает породниться с другими монархами и президентами посредством династических союзов своих собак с их питомцами. При этом его собачины играют роль секретных агентов и передают ему донесения.

Константин Львов, Facebook

Марина Вишневецкая

Кажется, впервые не знаю, как рассказать о понравившейся книге. Не просто понравившейся – чтение которой стало невероятным, давно забытым наслаждением. Сюжет романа Александра Соболева "Грифоны охраняют лиру" (Издательство Ивана Лимбаха, 2021) детективен, но разгадки финал не принес. Или принес, но я ее не считала? Сюжет коварно торопит читателя к развязке, а поразительное авторское письмо хочется вбирать маленькими глотками. Заподозрив с первых страниц, что не в сюжете дело, я спешила и медлила. Чаще медлила, наслаждаясь вибрациями тревоги и волнами покоя, разлитыми в воздухе "альтернативной" Москвы 50-х годов ХХ века. Большевики проиграли и осели в Красной Латвии. Второй мировой не было. Москва патриархальна и провинциальна... Потом, когда пружина интриги сожмется до "не продохнуть", мы перенесемся вместе с главным героем в глубинку...

Одним словом, друзья, мне было бы жаль, если бы вы не прочли эту книгу, главный герой которой – дыхание (дуновение) неслучившегося.

Марина Вишневецкая, Facebook

Рафаэль Шустерович

В ПОХВАЛУ ГРИФОНАМ

А. Соболеву

автор одумался
жить остается герой
с первой покончив
должен начать по второй
выполз
кровавый
след за собой волоча
пусть не со славой
пусть без щита и меча
что тебе в новой
жизни
в ремонтном раю
веткой терновой
метишь тропинку свою
мрак очертился
белобережских чащоб
се очутился
не половина
еще б

ISBN 978-5-89059-393-1
Издательство Ивана Лимбаха, 2021

Редактор И. Г. Кравцова
Корректор Л. А. Самойлова
Компьютерная верстка С. А. Бондаренко
Дизайн обложки: Н. А. Теплов

496 с.

УДК 821.161.1-3 «20»
ББК 84.3 (2=411.2) 6-4
С 54

Формат 84×108 1/32