Книга Марцина Вихи «Вещи, которые я не выбросил» посвящена воспоминаниям о матери. Он приходит в родной дом и перебирает знакомые вещи матери, но они ему открываются будто впервые. Мать он описывает через принадлежавшие ей книги, дневники, шариковые ручки и листки с рецептами.

«Когда-то я считал, что мы помним людей, пока можем их описать. Теперь я думаю, что всё наоборот: они с нами, пока у нас это не получается».

Его отец любил упорядочивать хаос, его мать любила усмирять хаос. Она работала с трудными подростками, не перевоспитывала их, а защищала. Она была шумной еврейской мамой, любившей поскандалить в очереди на почте. Она любила Людмилу Улицкую и Джейн Остин.

Чужие читателю люди материализуются в предметах, которые можно было найти не только в Польше, но и каждой советской семье. Вещи создают связи между людьми, негласно объединяют народы. У них даже нашлась книга «О вкусной и здоровой пище».

«Безумная книга из страны, где бабушка голодала. Она мало говорила об этом. Только о том, что они поехали добровольно. Что было холодно. Слюна замерзала, прежде чем долетала до земли. И еще, что „запамятовал“ означает „забыл“, а не как в польском: „запомнил“».

Но без слов любая вещь — ​только памятник, как урна из похоронного каталога. Слова делают память живой — ​возможно, поэтому дизайнер выбрал другой язык любви, чтобы рассказать о самых важных вещах.

Анастасия Житинская, «Звезда» (номер 6, 2021)

Факультет нужных вещей

Польский художник-график, специалист по дизайну и эссеист Марцин Виха написал отличную книжку. В былые времена я бы сказал, что такой роман мгновенно растащат на цитаты. В наши дни никто ничего ни на какие цитаты не растаскивает, да и фразы из книг и кино, ранее действовавшие как пароль, ныне стираются и исчезают. Собственно, роман в том числе и об этом – о неминуемом исчезновении людей и тех вещей, что были для них так важны.
«Вещи, которые я не выбросил» напоминает одновременно «Чемодан» Сергея Довлатова и «Таинственное пламя царицы Лоаны» Умберто Эко. Мать главного героя умерла, он разбирает её книги, вещи, каждая из которых рождает воспоминание о детстве, юности, матери, отце, бабушках. С Польшей у России отношения всегда напряжённые, не особо гладкие, и на это есть масса причин. Но «Вещи, которые я не выбросил» показывает, как много у нас общего. Как живо напомнила мне вот эта сцена момент, когда в детском саду нас всех заставили перестать играть и молча скорбеть по Андропову: «Рабочие, деревенские мужики и писатели оплакивали знаменосца мира (Сталина). Кто-то рассказывал мне, что рыдал вместе со всей детсадовской группой. Через несколько часов возникла проблема: у детей кончились слёзы. Последовало нервное совещание и решение. Кто не может рыдать, пусть завывает всухую: у-у-у». А круг чтения, куда входит и Сенкевич, и Улицкая, и Венедикт Ерофеев? Кстати, известная сцена из поэмы «Москва-Петушки» о попытке купить херес здесь блестяще прокомментирована: «Несчастный Одиссей среди продукции советской алкогольной промышленности».
Персонажи Вихи симпатичны, остроумны – это семья польских евреев, поэтому за малой историей семьи постоянно возникает Большая История, но и тут трагическое соседствует с комическим. Например, в 1983м появляется доска, посвящённая жертвам фашизма, но вешают её у чёрного входа в кинотеатр. Почему? Да потому что «спереди висел репертуар. Перевешивать его – как-то глупо. Разместить доску рядом? Как же так? Тут жертвы фашизма, а там – «Чингачгук – Большой Змей» (произв. ГДР, без возрастных ограничений)». И да, в этой рецензии чересчур много цитат, но удержаться не могу. Вчера поймал себя на мысли, что впервые за долгое время читаю отрывки из «Вещей» своим домашним.
Центральный образ в книге, несомненно, образ матери. Понятно, что и своим чувством юмора, и интеллигентностью герой обязан именно ей. Главы, посвящённые матери, звучат как отповедь девушке-церемониймейстеру, нанятой для проведения похорон. Девушка пишет речь под завязку набитую штампами про принципиального человека, честную работницу и т.д. Герой отвергает этот вариант, пытаясь объяснить, какой его мать была в жизни. Книга прекрасно справляется с этой задачей. Особенно ярко характер матери нарисован в главе «Гусеница», живописующей искусство скандала, но это такой скандал в кавычках, когда интеллигент пытается защититься и защитить других от системы, безжалостно уничтожающей людей. К тому моменту, когда начинается трагическая развязка книги в третьей части «Смех в нужных местах», ощущаешь родство с героями, поэтому болезнь и смерть матери неизбежно заставит читателя вспомнить собственные потери.
Стиль Марцина Вихи афористичен, отточен, здесь нет ничего лишнего. Автор обладает замечательным умением: писать легко, избегая всего тяжеловесного. Кто знает, сколько «тонн словесной руды» извёл ради этих слов Виха, но получилось отлично. А закончить рецензию хотелось бы очередной цитатой, подтверждающей все вышесказанные комплименты: «Когда-то я считал, что мы помним людей, пока можем их описать. Теперь я думаю, что всё наоборот: они с нами, пока у нас это не получается».

Константин ПОЗДНЯКОВ

Доктор филологических наук, профессор кафедры журналистики СГСПУ

«Свежая газета. Культура», № 21 (218) ноябрь 2021