Не сказать, что сплошь и рядом, но стала вдруг пробиваться, как трава сквозь асфальт, отличная русская проза. Одну такую прочитал только что: «Дневнк погоды (дисторшны)» Алексея Конакова.

На редкость обаятельный текст. Кого-то, может, и напоминает, но ведь обаянию не научишься, это сугубо индивидуальное свойство словесной мимики.

Множество маленьких веселых микро-изобретений, десятки на каждой странице. Текст иронически попыхивает, пускает мелкие задорные колечки. Читаешь и радуешься. (Хотя общий тон книги не очень-то радостный, скорее наоборот.)

Я ещё только начал читать эту книгу, но сразу начались какие-то неприятности. Да, мелкие, да, незаметные — но пытливый ум сумеет разглядеть взаимосвязь.

Зачитался и проехал свою станцию в метро. Заболела жена, и я не смог пойти на корпоратив. Дочка устроила истерику в автобусе. Подорожали и пропали из магазинов яйца (прошёл слух, что в одном из них — смерть Кащея!) Начал выть верный миксер времён стран Варшавского договора. Никак не хотел устанавливаться на компьютер Линукс. Пришло на email письмо о том, что кому-то там стали известны мои персональные данные. Начальство сбросило на почту послание о претензиях со стороны заказчика за давно сданный контракт. Неправильно заполнил налоговую декларацию и возникли проблемы...

Но когда у меня появилось побольше времени (перед самым Новым годом) и я стал всё глубже погружаться в мысли Алексея Конакова, что тут началось! Внезапно заболело горло. Дети будто с ума посходили. Пьяный лихач врезался в нашу машину (во дворе! Занесло, говорит! Ага!). Помехи будто усиливались, будто бы какая-то сила не хотела, чтобы я читал эту книгу. Неужели, Они существуют?..

Действие книги основано на реальных событиях, можно было бы сказать. Но их почти что и нет — событий (поход в ларёк за апельсинами, прогулки вдоль Залива...) Это, скорее, поток сознания. Страница за страницей вы погружаетесь в странноватый, слегка безумный и полный орфографических нелепиц мир главного героя книги (то бишь автора?) Это дневник, это цепь размышлений, догадок и предположений. Научные термины тасуются с мистическими теориями, бытовые подробности — с описаниями движения небесных тел, а нехитрые диалоги с детьми и женой — с наблюдениями над окружающими людьми. Язык уникален и неповторим (слышал, вычитывая эту книгу, корректоры массово увольнялись; кто-то сошёл с ума; кто-то бежал в заграницы; до самоубийств, слава богу, дело не дошло). Не будет никакого спойлера, если я приведу цитату из наугад открытого места.

"Вот и принялось бить по глазам вращение земного шара. Идёшь с работы: лол темно; возвращаешься с работы: кек темно; и чёрные сумерки в за окном, и чай по утрам только чёрный.
И каждая собака в октябре выглядит баскервильской. Чтобы каким-либом обуздать страхи, мы вместе чистим на кухне картошк..."

Или:

"Странноватые чувства (будто скребёт в изз груди), странновые чб сны чередой (подземелье, наполненное ящерицами, жабами, пипами, саламандрами, игуанами, и гибнет среди них фея Динь-динь или волшебная лошадка Пинкипай). Проснувшись, вяхлой карапокатицей выпадаешь изз пододеяла, тянешься к мисочке, где мёд наразмешан с луком и тёртой морковью (в последние годы врачи что-то много говорили о пользе каротина (карантина?)"

Мироощущение героя тревожно; он называет себя — "нигилист новой волны". Значит, надо всё отрицать, на всё говорить "нет". Науку, политику, прогресс, обычные вроде бы вещи. Во всём сомневаться. (Кроме разве что запутанных сплетений движения светил - и чётких указаний карт Таро). И от того не по себе. И оттого страшно. Как будто глядит на тебя, беззащитного, огромный холодный космос. И из него — глаз рептилоида. Вот кто всё мешает, путает, вносит сумятицу. Вот почему надо везде искать подвох. Вот почему творятся странные дела, выходят из строя электроприборы и физические постоянные. Увы, эту войну мы проиграли, даже не начав (не заподозрив о её начале).

Так, значит, нет надежды? Ну отчего же? Для тех, кто отрицает надежду, ни во что не верит... Может, если прознать про эту книгу и открыть об... Давайте обустроимся в уютных квартирах (ибо десять раз прав тот, кто предупреждал, что не стоит выходить из комнаты!), нальём бокал горячего глюквейна (если нет, подойдёт и вотка, купленная по акции) и откроем небольшую книжку (читать её следует не быстро).

(Кроме этого, слог довольно хорош, несмотря на шероховатости дисторшна, перепутавшего буквы местами. Игры слов получаются, как правило, весьма остроумны).

Вчера в метро открыла книгу поэта и критика Алексея Конакова «Дневник погоды (дисторшны)». Текст отсылает к практике Леона Богданова, который вел скрупулезное записки о чае и землетрясениях. В книге Конакова — данные о погоде, восходе и закате, атмосферном давлении. Бытовые зарисовки, конспирологические размышления и, конечно, записи о рутине. Автогерой покупает груши для своей жены и детей, на зиму запасается капустой, ему не с кем поспорить, какой чай — «Принцесса Нури» или «Майский» вкуснее и лучше, он сравнивает цены в Магните и Дикси. Эта речь поэтическая, сбивчивая, дисторшны проявляются в повторении гласных и согласных, ошибочном управлении в словосочетаниях, речь заговаривается, опечатывается. Этот текст кажется свежим наброском, еще не отредактированным и в этом его прелесть и уязвимость. Вот, например, одна главка:

11.10, +7оC, облачно, ветер (СЗ) 8 м/с,

атм. давл. 763 мм рт. ст., восх. 7:24, закат 18:05.

Радио передавает последние новости,

дети приносят с улицов кленовые листьев, сумерки становятся гуще — и что в них таится? Какая-то вдруг скучная вещщь: непарный носок, вконец оглохший полтергейст, потерявший квалификацию гремлин. [Словом, ничего нового.] Лучше выберись над балкон, где лыжи и светт Лунны, посмотри около Юпитером, помечтай внутри головы о тёплом ырпдовом пиджаке (иногдад он тебе надевал бы).

Скоро ударят холода: будем наблюдать льда (льва?) на Неве, мёрзнуть за обедом, пить ложками рыбий жир — нигилизм нигилизмом, но витамин Д не помешает.

У Аси в эти месяцы ощутимо усиливается биополе — греет, жжётся, не даёт заснуть возле. Приходится вставать, и перебираться на раскладушку, и нежно рассуждать подд нос навроде зом-зам-зын как роскошно живёт человек, у которого есть в квартире целых две комнаты 

Книга «Дневник погоды (дисторшны)» Алексея Конакова (Издательство Ивана Лимбаха) — по-моему, одна из первых на русском, которая очевидно и очень по-своему показывает: вот настало репрессивное время, а значит пора возвращать давно заготовленные андеграундные практики, чтобы сохраниться. Поэтому разом вспомним Эрля, наслаждающегося драными газетами, Улитина, слоящего цитаты в никуда из ниоткуда, Богданова в нищете чая и новостных заметок и т. д.

Конаков погружен в дневниковое копошение: он весь одновременно и в быту, и в письме. И мембрана между вся измочалена, изломата. Как будто у дневника появляется тело, физиология. Так получается равенство: предметы материальны, ущербны, изможденно милы, слова, которые скрючивается — таковы же.

Но для поддержания этой обоюдоокорявости, протыкаемости, нужна аскетическая практика кругом (при других аскезах в наличии) — сама дневниковость и приклеенные к ней подробности погодные, прислушивания. Рутина разности, чтобы добиться неразличимости между обыденным и экстраординарным. 

Благодаря слоистости (неразличимость ей не мешает) такое письмо порождает не только новые словоиды, но и явления, оптики.

Чем больше ковыряешься в речи, в ее коростах, попутно ковыряясь в предметах, сквозняках быта — тем больше будет накарябано скукоженных слов продырявленных — слова-обновы.

И это раскарябанное обновление помогает одолеть общую скудость, зацензурированность, засамоцензурированность. Вот она, подпольная цветастость. 

Собственно, это письмо того, кто себя уже вернул в подполье или не выходил оттуда, просто дверь поплотнее закрыл, пыль поосновательнее встряхнул. 

Ни в чём нельзя быть поуверенным:

мечется возле нулём температура воздуха,

зреют подд карнизами глыбы смертоносного льда, вечерние сумерки становятся утренними, а трамвайные зайцы, увидав контролёра, утками ныряют в Смоленку. «С ума можно сойти среди такого хаоса», говорит дядюшка Хемуль.[Но это он зря. Нынче придумана масса упражнений для душевного здоровья:

— вырезовывать ножом неприличные слова над заборе (арт-терапия);

— рычать проклятия в мокрую отт укусов подушку (аутотренинг);

— устраивать пьяные драки с лллллль фрилансерами (что-то когнитивно-поведенческое?).