Новая газета

Meduza

Фонтанка

Получился свободный и глубокий портрет фюрера, обрамленный неожиданными авторскими прозрениями и вопросами. Ключевые из них: какова мера ответственности нации и ее лидера за случившееся? Какой народ и страну политика Гитлера сокрушила сильнее других? Как неудачливый художник сумел подчинить себе страну и пол-Европы?

Хафнер желает сохранить объективность и сначала пишет об экономических и политических успехах Гитлера в 1930-е годы. Но сейчас же напоминает о цене этих достижений: «Будем справедливы: назовем экономическое чудо тридцатых годов делом Гитлера; и из той же справедливости будем последовательны: не забудем, каким мощным подспорьем для этого чудотворца оказались концлагеря». Концлагеря, в которой гибли не только цыгане, поляки, русские, но и неугодные фюреру немцы, и выдают истинную природу Гитлера: маньяк, «массовый серийный убийца», любящий войну ради войны, убийство ради убийства.

Из этой перспективы Хафнер и предлагает пересмотреть логику действий вождя в последние годы его власти. Проигрыш в войне, убежден Хафнер, Гитлер, опытный военачальник, предвидел уже зимой 1941–1942 года, но нарочно затягивал военные действия. И не оттого что все еще надеялся – но чтобы выиграть время и окончательно «решить еврейский вопрос», то есть уничтожить как можно больше евреев. Одновременно – и в этом заключается любимая идея Хафнера – Гитлер начал сознательно уничтожать немцев. Из чувства мести. Он уготовил им такую роль! Роль народа-господина, царящего над миром. А они? Не справились! Значит, достойны смерти. В декабре 1941 года после того, как наступление немецкой армии было остановлено под Москвой, Гитлер сказал: «Если немецкий народ не столь силен и беззаветен, чтобы проливать кровь за свое существование, я хладнокровно (eiskalt) приму тот факт, что он должен исчезнуть, должен быть уничтожен другой, более мощной силой. В этом случае я не пролью по немцам ни слезинки».

Хафнер видит прямое подтверждение этих слов в том, что фюрер не жалел свою армию и словно нарочно подставлял ее под пули противника, а когда Третий рейх доживал последние дни, велел рушить все, что осталось в Германии целым, лишая жителей последнего шанса на выживание. Самый большой урон, считает Хафнер, Гитлер причинил не России и Польше, которые несмотря на миллионные жертвы после войны сделались сильнее, а родной Германии: помимо семи миллионов погибших она утратила политический статус, четверть территории и разделилась на два враждующих государства.

Не природный немец – выродок, вот кто такой Гитлер. Об этом Хафнер писал и в конце 1930-х, в книге, опубликованной уже после его смерти, автобиографичной «Истории одного немца» о собственном противостоянии Рейху. После напоминания о немецкой любви к истине, искусствам, свободе, после настоящего гимна стране «безграничных возможностей» Хафнер поясняет, что немецкий национализм и Третий рейх – первые ее враги (исследователи исторических корней германского нацизма могли бы с этим поспорить). Что нет опаснее наркотика, чем «товарищество», способное оправдать любые преступления. Работа «Некто Гитлер» придала «Истории одного немца» универсальность. Написанная доступно и живо, она была прочитана массовым читателем и давно стала в Германии хрестоматийной.

Так что в судьбе Себастьяна Хафнера и его книг скрывается и ответ на вопрос о том, какую роль совестливый, литературно одаренный, лишенный и тени снобизма интеллектуал может сыграть в жизни своей нации.

Republic

Прочтение

Книжная полка Никиты Елисеева. Выпуск 64.

Fatalibelli. Книги имеют свою судьбу, укоренённую в судьбах их авторов. В 1938-1939 годах немецкий эмигрант, антифашист, Раймунд Претцель, пишет в Лондоне беллетризованные воспоминания «История одного немца». Почему беллетризованные? Потому же, почему он берёт себе псевдоним, Себастьян Хафнер. В нацистской Германии остались его брат и отец, у них возникнут серьёзные проблемы, если выяснится, что их родственник не просто эмигрировал, он ещё пишет антинацистские статьи и книги. Раймунд Претцель, то есть Себастьян Хафнер, в своей «Истории…» объясняет гипотетическому читателю, почему он, немецкий интеллигент и патриот, эмигрировал из своей страны; почему, именно, ему, патриоту и интеллигенту, стало невыносимо стыдно жить в стране, превратившейся в шайку хулиганья.

Спустя сорок лет в 1978 году немецкий историк и публицист Себастьян Хафнер, пишет книгу о Гитлере, о том, кто сорок лет тому назад фактически выгнал молодого немецкого интеллигента из родной страны; о проигравшем победителе. Хафнер всматривается в своего врага. Кто он? Тогда в 1938 году его не очень волновал этот вопрос. Тогда для него Гитлер был недоучкой, демагогом, психопатом, который каким-то чудом смог сделать свой личный психоз массовым. В 1938 году слишком много чести было для этого раздувшегося от спеси авантюриста вглядываться и всматриваться в него. Тогда важно было объяснить, что за общество выросло под бесконтрольным патронажем этого авантюриста и почему в этом обществе невозможно или просто опасно жить нормальному думающему, порядочному человеку.

В 1978 году – другое дело. В 1978 году можно и нужно всмотреться в побеждённого врага. По-тацитовски: sineiraetstudio, без гнева и пристрастия. Объективно. Кроме всего прочего ещё и потому, что в одной стране-победительнице (Великобритании) появляются книги, реабилитирующие Гитлера (книги Дэвида Ирвинга), а в другой стране-победительнице (СССР) внимательный и мудрый наблюдатель, Михаил Агурский в неподцезурном, подстольном, подпольном сборнике «Из-под глыб» помещает статью: «Национал-социалистская опасность в Советском Союзе». То есть, скажем словами не слишком любимого Хафнером поэта, Бертольта Брехта: «Ещё плодоносить способно чрево, которое вынашивало гада…»

Вот Хафнер и анализирует этого гада. Пытается влезть в его шкуру. Насколько это актуально для сегодняшней России, в которой книга Хафнера переведена и издана только в этом, 2018 году, я говорить не буду. Я настолько убеждён в актуальности этой книги для сегодняшней России, что просто взял и перевёл её. Я поговорю о самой этой книге. По-немецки она называется: «AnmerkungenzuHitler» («Примечания к Гитлеру»). По-русски книга называется так же, как она была названа во Франции: «Некто Гитлер. Политика преступления». На самом деле, это название по-моему более отвечает очень непростому содержанию книги.

Хафнер написал одну из самых убедительных антинацистских книг. По крайней мере, один очень важный вывод можно из неё сделать: преступник в политике; человек, нарушающий все мыслимые и немыслимые, писаные и неписаные правила человеческого общежития, дорвавшийся до власти, способен победить и удержаться на плаву довольно долгое время, именно, в силу того, что противники-то его – не преступники и правила соблюдают, но тем сокрушительнее и страшнее будет его крах. И это бы ничего, но самое неприятное, что страна, поверившая такому политику, тоже потерпит крах. Чудовищный: «Из-за Гитлера Германия не просто потеряла четверть своей прежней государственной территории (своего «жизненного пространства»); оставшиеся три четверти были поделены на два государства, попали в два противостоящие друг другу блока и оказались в состоянии противоестественной вражды. В том, что, по крайней мере, в бОльшем из этих государств, ФРГ, сейчас живётся намного лучше, чем до войны, никакой заслуги Гитлера нет. В 1945 году Гитлер оставил после себя пустыню – физическую и, что сейчас чересчур легко забывают, политическую: не только трупы, развалины, руины и миллионы бездомных, голодных бродяг, но полностью уничтоженное административное управление и разрушенное государство», – так пишет Хафнер и очень талантливо показывает, как Гитлер фактически уничтожал административное управление и фактически уничтожал государство в пору своих «побед и одолений».

Этот жутковатый (библейский) вывод о каре, которая неизбежно обрушится на народ, поверивший лже-пророку, тем более интересен, что автором книги этот вывод сознательно не программировался. Хафнер (повторюсь ещё раз) – немецкий патриот, бежавший из Германии Гитлера именно потому, что любимая им страна, его родная страна на его глазах превращалась в … банду, хотел, чтобы читатель сделал другой вывод. В противном случае он бы не завершил свою книгу таким пассажем: «А ещё хуже то, что многие немцы сейчас не осмеливаются быть патриотами Германии. Немецкая история не кончилась вместе с Гитлером. Тот, кто думает, что это не так, и, может быть, радуется тому, что с Гитлером настал конец немецкой истории, даже не подозревают о том, что тем самым он исполняет последнюю волю Адольфа».

Здесь стоит сказать о теперь уже историческом контексте времени, когда появилась книга Хафнера о Гитлере, ставшая самой знаменитой его книгой. Немецкий историк и политолог, Голо Манн, даже предлагал изучать эту книгу в старших классах школы. Кстати, я согласен с сыном Томаса Манна: и «Историю одного немца», и «Примечания к Гитлеру», действительно, стоит включить в школьную программу, причём не одной только Германии. 1978 год – год наибольшей террористической активности RAF, RoteArmeeFraktion, фракции Красной Армии. Молодые немецкие интеллигенты, дети тех, кто жил при Гитлере, изживали национальную травму автоматными очередями по госчиновникам и взрывами в универсамах. Среди многих их покушений были и покушения на тех госслужащих, что служили в госаппарате гитлеровской Германии, отсидели каждый своё, и продолжили свою профессиональную деятельность, кто в суде, кто в прокуратуре, кто в Министерстве обороны. На эмоциональном уровне я вполне понимаю этих молодых людей: был прокурором при Гитлере? Получи от пуза – очередью, чтобы впредь никому не повадно было служить … прокурорами при гитлерах. Вообще, несмотря на то, что руководили RAF молодые интеллектуалы, эмоциональная составляющая их деятельности была весьма велика. Одной из ведущих эмоций был стыд за свою страну. «Ненавижу Германию! Долой народ!» – граффити рафовецев.

Хафнер изо всех сил старается доказать, что Гитлер – не порождение немецкой истории, но … европейской революции; что его место на политическом спектре не правые, но левые и даже крайне левые. «Некоторые английские историки, – пишет Хафнер, – во время войны пытались доказать, что Гитлер (…) закономерный продукт всей немецкой истории; что от Лютера через Фридриха Великого и Бисмарка идёт прямая линия к Гитлеру. Всё наоборот. Гитлер глубоко чужд любой немецкой традиции, и более всего он чужд лютеранско-прусской традиции, не исключая ни Фридриха, ни Бисмарка, традиции трезво-самоотверженного служения государственному благу».

Самое интересное в этом утверждении Хафнера, что «английского историка», доказывающего глубокую укоренённость Гитлера в немецкой истории, звали … Томас Манн. Доказательством этого печального (для немца) обстоятельства классик немецкой литературы и нобелевский лауреат занят в своём эссе 1944 года: «BruderHitler». Любопытно, что название эссе на русский язык не решились перевести точно. По-русски название эссе: «Братец Гитлер» – ироническое такое, насмешливое, вроде и не всерьёз. Ничего подобного, никакого «брудерхен», «брудер» – БРАТ.

На самом деле (по-моему), правы в равной степени и Хафнер, и Томас Манн. Страницы книги Хафнера, посвящённые доказательству того факта, что как бы ни проклинал Гитлер Ноябрьскую революцию в Германии, как бы ни ненавидел её, но именно он был её наследником, как Кромвель, Наполеон и Сталин были наследниками своих революций – убедительны, чтобы не сказать неоспоримы. Иное дело, что Сталин и Гитлер уж больно отвратительные наследники, не сравнить с Наполеоном и Кромвелем. Ну так какие революции, такие и наследники, что вы хотите.

Упорное отторжение Гитлера от немецкой традиции – настойчивая, едва ли не болезненная тема Хафнера: «У немцев даже в период их неистовой веры в фюрера было некое понимание чуждости Гитлера немецкой традиции. К восхищению Гитлером у них всегда примешивалось нечто вроде удивления, удивления тем, что им было подарено нечто столь чужеродное, как Гитлер. Гитлер был для них чудом – «посланцем небес», что, прозаически говоря, может означать только одно: некто совершенно необъяснимым образом явившийся извне, свалившийся, как снег на голову. «Извне» здесь не только «из Австрии». Гитлер явился к немцам из куда более дальнего далека; сперва, ненадолго, с небес; потом – не приведи впредь, Господи, – из глубочайших пропастей ада».

В принципе, это объяснимое отторжение: Хафнер любит свою страну (случается такое). Ему глубоко неприятно то, что его страна оказалась аж на 12 лет погружена в густо-коричневую субстанцию. Он потому и уехал из своей страны при Гитлере, что слишком её любил. Такой вот парадокс, который можно продолжить, может, тот, кто остался (забившись в норку), страну-то свою, как раз, и не любил, и с мазохистическим наслаждением наблюдал за тем, как страна погружается в … густо-коричневую субстанцию. Аж приговаривал: «Давайте, ребята, давайте, пробивайте следующее дно! Ай, молодца! Жги, Господь!»

Оставим это в скобках. Перейдём к тому, как изображает Гитлера Хафнер. Повторимся: без гнева и пристрастия. Нет, он отдаёт себе отчёт, чей портрет он рисует: «Вне всякого сомнения, Гитлер принадлежит политической истории, и столь же несомненно то, что Гитлер принадлежит криминальной хронике…» (Интересно, что это вольная или невольная почти-цитата из «Архипелага ГУЛАГ’а»: «И ещё смеют нам кричать из Тираны, из Пекина, да и своих подмосковных боровов хватает: Как смели его разоблачать! Тревожить великую тень! Он принадлежит мировому коммунистическому движению! – а, по-моему, никакому не мировому, никакому не коммунистическому, а просто … Уголовному кодексу он принадлежит…»).

Конечно, преступник, но преступник, который смог победить пусть на 12 лет, преступник, который был моим (Хафнера) врагом. Здесь срабатывает абсолютно непривычная для нас западная традиция изображения врага. В замечательном американском фильме «Троя», ей, ей, не по достоинству оценённом, Приам говорит Ахиллу: «Но и врага можно уважать…» В самом деле, если ты не уважаешь врага, то ты ведь и себя не уважаешь, если подумать… В русской традиции этого нет. Трудно уважать врагов, вешающих учительниц младших классов и вымаривающих голодом и холодом огромный город.

Хафнер чётко перечисляет все достижения Гитлера (а они были…), все его успехи (и они были) и так же чётко и доказательно демонстрирует, как все эти успехи/достижения намертво, накрепко связаны с преступлениями, не оторвёшь. В какой-то момент, читая эту книгу, понимаешь, что описанному в ней сгустку воли и энергии ни за что не скажешь, как говорит откупщик Муразов Чичикову во втором томе «Мёртвых душ»: «Эх, Павел Иванович, Павел Иванович, Вашу бы энергию, да на доброе дело…». Не заточены эти энергия и воля на «доброе дело», только на разрушение, агрессию, аннексию, убийства, насилия, войну. Верующий человек, прочитав эту книгу, может, пожалуй, подумать, что перед ним – исчадие ада. Не метафорическое, а вполне себе реальное. Словом, прочтите эту книгу. Зря я её что ли переводил?