«Эта история отражает простую истину: дети всегда будут мстить отцам — особенно если отцы наложили на детей позорную печать. Позором, по Шаландону, считается не только мещанская слепота, когда люди, боясь расстаться с привычным комфортом, закрывают глаза на войну и ее последствия; позором считается также страх остаться безымянным, стремление во что бы то ни стало прикоснуться к Истории, тяга к Геростратовой славе. (...)

От того, сумеем ли мы сохранить достоинство или нет, зависит, как наши дети, следующие поколения, будут смотреть нам в глаза: с гордостью или с презрением».

Арен Ванян, «Горький», «Позор и достоинство выживших»

«На примере частной ситуации Шаландон говорит не только о вине и ответственности за преступления, но и о достоверности истории – даже полученной из первых рук. Он пишет о людях, рассредоточенных по соседним домам и кабинетам, проживающим свои обыкновенные жизни как ни в чем ни бывало и готовых приспособиться к чему угодно ради успокоения. О людях, готовых сколько угодно «переобуваться» и говорить то, что разрешат либо потребуют от них победители. «Сын негодяя» – крайне важный, искренний и потому чрезвычайно неудобный роман о последствиях, о вине и ответственности, о том, что непременно происходит потом, когда все в мире понемногу пытается встать на свои места».

Денис Безносов, «Год литературы»

Сорж Шаландон (р. 1952) – хорошо известный во Франции журналист и писатель. Он освещал конфликты в Ливане, Сирии, Северной Ирландии, Афганистане и Ираке. С середины нулевых пишет книги. В «Сыне негодяя» он впервые соединил магистральные для себя темы: Вторую мировую войну, предательство и отношения с отцом. Повествование ведется от первого лица, люди, описываемые в романе, действительно жили, а события, о которых идет речь, почти правдивы. Идет двойное расследование. Одно – почти документальное. По сюжету романа рассказчик возвращается в родной Лион в мае 1987 года, чтобы освещать процесс над Клаусом Барби (1913–1991) – нацистским преступником, шефом гестапо города Лиона, известным зверской жестокостью. Он лично пытал многих героев Сопротивления, отдавал приказы о расстрелах и депортациях, в том числе о депортации еврейских детей из французской деревушки Изьё (под Лионом), где размещался приют для детей, чьи родители-евреи находились в немецких концлагерях. В апреле 1944 года по доносу все обитатели приюта – 44 ребенка и 7 работников – были арестованы гестаповцами и отправлены в лагеря смерти. Из всех депортированных детей выжила только одна девочка, ее освободила Красная армия в январе 1945 года. С посещения рассказчиком этого страшного места начинается роман. С. Шаландон присутствовал на процессе Барби и писал репортажи о нем для газеты «Либерасьон». Самыми сильными и горькими сценами в книге являются показания свидетелей-потерпевших, рассказ 86-летней француженки, участницы Сопротивления, которую после ареста лично пытал Барби, поименно зачитанный в зале суда список детей приюта Изьë. Настоящими обвинителями на процессе стали матери, потерявшие своих детей. Барби приговорили к пожизненному заключению. Параллельно большой истории в романе разворачивается камерная история отца и сына, который в десять лет услышал от деда: «Ты сын негодяя», ибо он во время Второй мировой войны был «не на той стороне». А на какой? На протяжении многих лет отец обманывал собственного сына: перед маленьким мальчиком выставлял себя героем Сопротивления; повзрослевшему сыну признался, что во время войны служил в войсках СС, уточнив: за пределами Франции. Потом «проговорился», что защищал бункер Гитлера вплоть до 2 мая 1945 года. Во всех своих красочных воспоминаниях отец оставался героем. На протяжении всего романа рассказчик ведет мысленный разговор со своим отцом: «Ты бы сказал мне, где ты был в свои 22 года, когда Барби и его псы вытаскивали детей из их Дома в Изьё. И еще раньше. Что ты делал в ноябре 1942-го, когда немцы, захватив свободную зону, вошли в Лион? Что такого ты в них увидел? Начищенные до блеска сапоги? Мундиры победителей? Чеканный шаг по улице Республики? Танки на мостовой Гамбетта? Что ты о них подумал? Чем они тебе понравились? Что заставило тебя примкнуть к ним, вместо того чтобы бороться против них? Почему ты стал предателем, папа?» Он наблюдает за реакциями отца на судебном процессе Барби, где зрителем присутствует и отец. Ведет реальные беседы с отцом, уличает, спорит, негодует.  Он получил доступ к заведенному в конце войны судебному делу отца, что хранилось в архиве на севере Франции.. В конце концов ему удается проследить жизненный путь отца в молодости. Парень без образования и убеждений, лжец и манипулятор, его отец в юности прошел войну играя. За четыре года он надел пять мундиров, дезертировал из четырех разных армий – то он носил повязку со свастикой, а завтра становился патриотом. Его манили приключения. «Ты упивался ими, не думая о добре и зле, предательстве или патриотизме. Менял военную форму, как театральные костюмы, выдумывая каждый раз новую роль и каждый раз переписывая сценарий… Ты ведь, по сути, был ребенком, папа. Изворотливым, как деревенский проказник, который что-то натворил и смылся от жандарма, – изворотливым, но ребенком. Четыре года войны были для тебя большим школьным двором, где так хорошо резвиться. Игрой на переменке. Сбегал из французской армии, из „Триколора“, из NSKK, как школьник сбегает с уроков». Ему было все равно, на чьей стороне воевать – французов, немцев, американцев или коммунистов, лишь бы стать героем. Этот роман, где большая история смыкается с малой, личная память с коллективной, особо актуален сегодня. В нем ставится вопрос о позиции рядового европейца в годы катастрофических потрясений. Иррациональное поведение юнца, каким был отец рассказчика в годы войны, отразило растерянность, неготовность обывателя разбираться в природе добра и зла и выбирать «правильную» сторону. И сын, испытывая сложную гамму чувств к отцу, чьи тайны он открыл, – от злости до жалости, от сострадания до бешенства, – осуждает отца не за его беспорядочные метания во время войны. А за то, что тот вышвырнул его в жизнь опутанным ложью, «как мусор без проблеска света и капельки истины». Роман С. Шаландона «Сын негодяя» попал в длинный список Ясной Поляны 2024 года и считается самой неожиданной французской книгой о Второй мировой войне. В книге заявлены две позиции. С одной стороны в зрелом возрасте, оправдывая себя в глазах сына, отец заявляет: «Помни, что во время войны один процент французов сотрудничал с немцами, один процент сопротивлялся, а девяносто восемь сидели с удочкой». А вспоминая свою молодежную бунтарскую организацию, С. Шаландон пишет: «У нас, в отличие от немецких, итальянских или японских товарищей, не было ни нацистов, ни фашистов, ни ослепленных восходящим солнцем, и наше прошлое овеяно славным Сопротивлением. Наши отцы и матери прогнали Гитлера и его орды, Петена и его орды. Мы – дети победы и гордимся этим. И я, сын предателя, аплодировал со всеми вместе легенде о наших отцах». Французы в поисках своей исторической идентичности. Шаландон пишет лаконичным журналистским стилем, умело, мастерски выстраивает композицию, держа читателя в напряжении. Финал неожидан.  

Источник

История отца главного героя и мучительного разоблачения его собственным сыном как будто не имеет прямого отношения ко второму сюжету романа: судебному процессу над нацистским преступником Клаусом Барби, шефом гестапо города Лиона с 1942‑го по 1944 год. Тем самым, который был прозван за свои зверства лионским мясником.

Этот процесс состоялся в Лионе в мае 1987 года, главный герой работал на нем в качестве корреспондента. Две истории, два судебных процесса — официальный и личный — развиваются в романе параллельно, постоянно накладываясь друг на друга, просвечивая друг сквозь друга.

Они и начинаются в одно время: согласно сюжету, в мае 1987 года 35‑летний Сорж Шаландон, французский прозаик и военный журналист, узнает нечто невместимое сознанием: все, что отец до сих пор рассказывал ему о своей жизни, особенно о своем участии во Второй мировой, — неправда. Отец врал ему на протяжении 35 лет. Совершенно случайно герою становится известно, что на севере Франции в архиве хранится судебное дело, заведенное в конце войны на его отца как на изменника родины. Герой получает доступ к этому делу и ставит отца (который присутствует на суде над Барби в качестве зрителя) перед неопровержимыми, документально засвидетельствованными фактами.

А выясняется и вправду немыслимое: за четыре года войны Жан Шаландон умудрился сменить пять мундиров, дезертировать из четырех разных армий, одной из которых была армия нацистская. Да, он воевал на стороне нацистов, хотя и недолго, и предал их точно так же, как своих соотечественников‑французов, американцев и всех остальных, включая собственного сына (в одном из предпосланных роману эпиграфов Шаландон называет отца первым из тех, кто его предал).

«Во время войны он был не на той стороне», — сказал о нем дед Соржу в детстве. Все оказалось еще сложнее, еще непонятнее, чем коллаборационизм. Это не вмещалось ни в какие ожидания, ни в какие существующие этические модели: Шаландон‑старший, оказываясь на разных сторонах, ни на одной из них по существу не был. Разве что на стороне себя самого, на которой не существовало никаких принципов и ценностей, кроме собственной безопасности и стремления производить хорошее впечатление на людей (в рассказах сыну о своем военном прошлом он неизменно выставлял себя героем). Имел много удостоверений личности. Врал всем.

В самом конце книги, уже за пределами текста романа, выясняется, что это не воспоминания, не человеческий документ, а умышленно выстроенный художественный текст, автофикшн с элементами, взятыми автором из собственной жизни и щедро дополненными вымыслом. На самом деле все было иначе. Никакого судебного процесса сына над отцом, параллельного процессу над Барби и разрушительного для обоих участников, не было. Жизнь оказалась менее справедливой, чем художественное воображение, и более милосердной: разоблачения отец избежал. Автор в этом признается в последнем из трех завершающих книгу постскриптумов
(до которых не всякий дочитает).

Да, материалы дела Шаландона‑старшего, которое рассматривал лилльский суд, действительно «хранятся в архиве департамент Нор — досье номер 9W56». Но доступ к ним Сорж получил 18 мая 2020 года. Отца к тому времени уже шесть лет как не было в живых. «Он читал его следственное дело, — пишет рецензировавший роман на сайте “Горький” Арен Ванян, — в дни ковидного карантина, один на один с трудным прошлым. Тогда, видимо, Шаландон и взялся за написание романа, чтобы выплеснуть гнев на покойного отца».

Но все узнанное героем об авантюрах Жана Шаландона во время войны, похоже, чистая правда. Автор лишь наложил его историю на процесс лионского мясника, чтобы увидеть ее еще более отчетливо и понять обе истории как две стороны одной темы. Не только выплеснуть гнев (о своем отце, о нанесенных им сыну обидах Шаландон писал и раньше — в романе «Профессия: отец», вышедшем в 2014 году), но и разобраться в его странной биографии, представить себе, чем вся эта бесконечная ложь была мотивирована. Осуществить так и не состоявшийся разговор: текст во многом обращен к отцу. Герой не расследует истину как таковую — факты он уже знает. Ему необходимо, чтобы отец признался: «…мне нужно было услышать это от него самого».

Нет, не услышал. Хотя он ведь писал роман — мог бы придумать, что услышал? Но ему было важно оставаться верным психологической правде, и он понимал, что настоящий отец на откровенный разговор не пошел бы.

Видимо, не обошлось тут и без желания мести: «романного» отца автор унизил. Факты, перед которыми его ставит герой, — а тот уже успел выстроить сложную систему защиты и обжиться в собственной лжи настолько, что ощущает ее как правду, — производят в жизни отца катастрофу. В романе он сначала устраивает истерику, рвет предъявленные ему документы, изгоняет сына прочь из своей жизни, а затем отправляется топиться. На глазах сына входит в реку — и, со всей очевидностью, тонет в ней:

Потом ты повернулся и отдался реке. Холодная, тяжелая, черная жижа подхватила тебя. Ты не поплыл. Не стал бороться с течением. Оно медленно уносило тебя, как отломанную бурей ветку дуба.

Я был спокоен.

Я знаю, ты переплыл свое немецкое озеро.

И ждешь меня на другом берегу.

Символичнее некуда. Но в реальности Шаландон‑старший закончил свои дни в психиатрической больнице в 2014 году в возрасте 92 лет.

Тот же факт, что автобиографический герой романа присутствовал на суде над Барби в мае 1987‑го, — чистая правда. Как и то, что по приказу подсудимого 6 апреля 1944 года всех еврейских детей из приюта для сирот в деревне Изье увезли в лагерь смерти. С этого роман начинается:

Воспитанники прибывали отовсюду. Успевшие освоиться в Париже дети польских евреев, эмигрировавших еще до войны. Юные немцы, которых выслали из Бадена и Пфальца, австрийские малыши, бежавшие после аншлюса. Ребята из Брюсселя и kinderen из Антверпена. Маленькие французы из Алжира, бежавшие в метрополию в 1939‑м. Некоторые были интернированы в лагеря Агд, Гюрс и Ривзальт, откуда их контрабандой вывезла Сабина Златин, медсестра, которую выгнали из лионской больницы как еврейку. Родители решились на разлуку с детьми до конца войны, чтобы потом семьи могли восстановиться. Это была их последняя надежда. Никто не тронет их детей. Мадам Златин нашла для них загородный дом с видом на горы Шартрез и Северный Веркор. Летний лагерь. Тихая гавань.

Летом 1943 года этот приют, угнездившийся на хуторе близ Изье, превратился в Дом детей, временное пристанище, основное звено в спасательной цепочке, по которой детей размещали в приемные семьи и переправляли в Швейцарию.

Погибли почти все.

Сюжет на самом деле един, как позже мы понимаем. И он существенно шире, чем история и жизненный крах одного старого изолгавшегося человека (или, если угодно, двух старых изолгавшихся людей, каждый из которых получил свое справедливое возмездие: Барби — пожизненное заключение, Шаландон‑старший — рухнувшую жизнь): это отношения человека с истиной и собственной памятью, а также имеющая к этому прямое отношение природа зла. Автор не занимается морализаторством, но из рассказанного им ясно: зло и ложь в таком глубочайшем родстве, что не могут жить друг без друга.

И это прямой ответ на неминуемый вопрос: какое отношение история Шаландона‑старшего и преданного им сына (а процесс над Барби лишь подсвечивает ее, комментирует и придает драматизма) имеет к судьбе евреев, убитых по приказу лионского мясника? Непосредственное.

Да, Жан Шаландон — ни реальный, ни герой романа — лично не виновен в еврейской трагедии вообще и в гибели сирот из приюта Изье в частности, которых погубил Клаус Барби (отрицавший на суде свою ответственность и родственный Жану в том, что многие годы лгал и скрывал свою личность). Но, сотрудничавший с нацистами недолго и лишь из шкурных соображений, Жан оказывается вовлечен в одну с «мясником» систему уничтожения людей, в общую с ним сеть отношений.

Показания выживших лионских евреев, свидетельствовавших против Барби на суде, читаются как центральный месседж романа. Невыносимая правда, публично проговоренная ими, дает основания называть настоящей темой книги отношения человека с истиной и связь истины с человеческим достоинством.

Достоинство — это то, что вопреки страданиям и утратам было у жертв Барби и чего не было у него самого и у отца главного героя, связанного с «мясником» сетью лжи и зла.

Кстати, удивительно: сын осуждает отца не за сотрудничество с нацистами как таковое, не за то, что у него фашистские убеждения (а убеждений у Жана Шаландона и правда не было — ни во время войны, ни после), не за симпатии к нацизму. Сильнее всего он осуждает его за то, что тот не рассказал ему правду.

Это очень сложная история — сложнее, чем может показаться простому морализаторствующему сознанию. Она еще и о том, что в полном объеме истина невыносима. И может быть, именно поэтому напрямую связана с достоинством человека.

Источник