АТЛАНТИДА

Рассказ Платона об Атлантиде всегда вызывал к себе двойственное отношение: почти все ему верили и лишь немногие с самого начала воспринимали как поэтический вымысел в том смысле, что "кто ее создал, тот и утопил" (Strab. Geogr. II. 3. 6). И верно, назидательный смысл других платоновских мифов понятен прежде всего потому, что сам Платон сопровождает каждый миф моральным или иным назиданием, а предание об Атлантиде при всей его пространности никаким назиданием не сопровождается, более того, в явном виде его не содержит. Отсюда распространенное до настоящего времени убеждение, что предание об Атлантиде вообще не является мифом и что это вполне реальная, пусть в известной мере поэтизированная история: Атлантида действительно существовала и кто-то рассказал о ней Платону, а Платон всем остальным. Отсюда же и естественное желание отыскать остатки чудесного острова или (лучше) весь остров. Литература об Атлантиде огромна, но по меньшей мере на девять десятых состоит из попыток угадать местоположение царства атлантов и/или отождествить с ним какую-то (почти любую) географическую область, будь то остров в Эгейском море либо - в одной из самых лихих и самых недавних гипотез - Чукотка. Филологи и историки философии обычно относятся к подобным гипотезам в лучшем случае критически, как к не совсем невинному заблуждению, а в худшем - как к невежеству или умопомешательству; под "лучшим случаем" следует понимать попытки опознать в качестве остатков Атлантиды тот или иной археологический объект древнего Средиземноморья (этим нередко грешат археологи), под "худшим" - обретение Атлантиды на кончике пера, то есть где угодно (этим преимущественно грешат те, кто Платона либо не читал, либо читал не подряд, либо - чаще всего - довольство вался брошюрами типа "Что мы знаем об Атлантиде"). Здесь придется сделать отступление, в статье с названием "Атлантида" едва ли не неизбежное.

Всякий классический филолог впервые слышит просьбу рассказать об Атлантиде уже в ту пору, когда еще только готовится стать классическим филологом и едва успел прочитать Платона; позднее слышать этот вопрос приходится регулярно, и даже на ученые доклады, в названии которых неважно почему значится слово "Атлантида", непременно прорываются искатели легендарного острова, чтобы задать всё тот же вопрос и получить всё тот же ответ. Я не была исключением и много раз отвечала, что Атлантида - миф, пока не призадумалась, стоит ли полностью списывать общее мнение в невежество: как бы там ни было, поискам больше двух тысяч лет, рассказ об Атлантиде и вправду не совсем такой, как другие платоновские мифы, и простой ответ теперь не совсем удовлетворяет даже меня. Притом история науки свидетельствует, что если какое-то явление век за веком будоражит человеческое любопытство, полезнее идти вслед любопытству, а не вслед готовому ответу, - вдруг что-нибудь найдется. Словом, если люди верят, что за преданием об Атлантиде кроется не только поэзия и философия, но и некая (неважно какая) историческая реальность, почему бы наконец не посмотреть, не кроется ли она там на самом деле.

Краеугольным камнем проблемы является, конечно, вопрос о достоверности сообщенного Платоном предания, потому что все дошедшие до нас сведения об Атлантиде либо содержатся в "Тимее" и "Критии", либо к ним восходят. Этот вопрос полезнее будет сформулировать несколько иначе, а именно "намеревался ли Платон убедить читателей в существовании Атлантиды?", так как если он подобных намерений не имел, ни одна точка земного шара не будет платоновской Атлантидой - а другой мы не знаем, несмотря на упоминавшиеся несчетные попытки отождествить с Атлантидой географические объекты, не соответствующие описанию большого острова за Геракловыми столпами, населенного могучим народом и погибшего за девять тысяч лет до Солона. Исправить это описание в сторону достоверности нельзя, ибо неизвестно, в какой стороне находится достоверность, так что далее речь пойдет только об этой - "настоящей" - Атлантиде, о которой в "Тимее" рассказано от начала до конца, зато кратко, а в "Критии" подробно, зато с обрывом на самом интересном месте.

Здесь пора напомнить, что Атлантида - не единствен ная могучая держава древности, так как цари Атлантиды вели не слишком успешную войну с не уступавшими им силой предками афинян (Tim. 25abc). Никакими археологически ми свидетельствами существование допотопных Афин не подтверждается, а попытки как-то ассоциировать их с до-греческой (минойской) цивилизацией так омолаживают Атлантиду, что проблема теряет смысл - все-таки Атлантида по определению не должна быть моложе Египта. Вероятно, именно поэтому в большинстве атлантологических изысканий о предках афинян обычно упоминается более или менее вскользь, но коль скоро существование Атлантиды тоже не имеет достоверного подтверждения, навряд ли есть смысл укорачивать рассказ Платона на основании столь по-разному толкуемого отсутствия археологических данных - хотя отчасти дело тут и в том, что о допотопных афинянах даже в "Критии" рассказано относительно кратко, а об Атлантиде пространно. "Критий", однако, декларирован как подробное изложение сказанного в "Тимее", который в сюжетном отношении полнее пространного, но неполного повествования "Крития", так что главным источником сведений об Атлантиде придется все же признать "Тимея" - недаром в огромном In Timaeum Прокла, вся первая книга которого посвящена Атлантиде и изобилует ссылками на более ранних комментаторов (Лонгина, Порфирия и др.), "Критий" используется лишь как вспомогательный текст. И верно: в "Тимее" Критий обещает рассказать об Атлантиде подробнее и затем исполняет обещание, а значит, рассказ его является иллюстрацией к "Тимею" - а в "Тимее" история Атлантиды может быть понята лишь в контексте всего диалога.

В "Тимее" обсуждаются самые общие закономерности гармонически устроенного мироздания, описываемого, как водится, отчасти в мифологических категориях. Главный оратор диалога - не Сократ, а пифагореец Тимей, тоже вполне реальное лицо, поэтому Прокл предполагает, что Платон здесь мог пользовался каким-то имевшимся у него сочинением Тимея (In Tim. 13b), что вполне правдоподобно, так как Платон интересовался пифагорейским учением и добывал, где мог, написанные пифагорейцами книги, - в общем, ясно, что ближайшим контекстом предания об Атлантиде является пифагорейская космология. Диалоги Платона, как известно, всегда воспроизводят некую конкретную (вымышленную) беседу, и собеседники "Тимея" встречаются у Крития через два дня после того, как там же, в несколько более многочисленном обществе, велась беседа, описанная в "Государстве",- и рассказ Крития об Атлантиде прямо указывает на "Государство", так как он говорит, что воевавшие с Атлантидой допотопные афиняне жили по законам, о которых давеча говорил Сократ (Tim. 26cd), а значит, политическая теория "Государства" тоже декларирована как контекст рассказа об Атлантиде.

Кроме этих двух контекстов есть и третий: Критий пересказывает гостям то, что якобы узнал от своего деда на празднике Куреотис, и истинность этого рассказа подкрепляется авторитетом Солона (Tim. 21b). Добросовестный Прокл объясняет, что на празднике Куреотис (буквально "отроческом") детей записывали в отцовскую фратрию, а подростков, записанных во фратрию ранее, приводили показаться старикам и продемонстрировать успехи в учении - как и во все времена, эта демонстрация состояла главным образом в чтении стихов наизусть (In Tim. 27ef). Очевидно, что Куреотис был одним из этапов многоступенчатой гражданской инициации, завершавшейся для юных афинян двухлетней военной службой, и столь же очевидно, что Критий узнает об Атлантиде в том возрасте и в тех обстоятельствах, когда детей обучают священной истории, - а значит, сам Платон помещает предание об Атлантиде в мифологический контекст, сразу придавая ему присущую мифу авторитетность, но вместе с тем относя к неверифицируемому прошлому.

.......................................