Аристархова исследует провал, образовавшийся между понятиями "матрицы" и "материнства" - при том, что слова эти происходят от одного корня, а собственно "матрица" (matrix) изначально означала материнскую утробу, женскую матку. Философы, а в позднее и ученые, обращаяясь к образу матрицы как "восприемницы", пассивного вместилища (наподобие инкубатора) или печатной формы (сообщающей образ помещенному в неё бесформенному материалу, но неживой и несознающей), подчеркивают, что матрицу не следует трактовать "буквально", то есть как связанную с женскостью и материнством (так Платон наделяет свою "хору" "третьим родом" - ни мужским, ни женским). Результатом этого смещения, однако, становится то, что уже сама женщина (и её matrix, матка) начинает восприниматься как матрица - пассивное, пустое пространство, подлежащее "заполнению" (или "заселению") но не участвующее активно в формировании и развитии плода. На этой предпосылке строились (и строятся) многие концепции в истории эмбриологии, игнорировавшие тонкие взаимосвязи между организмами матери и эмбриона и рассматривающие мать как нейтральную (или даже безлично-опасную) среду для будущего ребёнка.

В противовес этой перспективе Аристархова предлагает трактовать отношения матери и плода из перспективы гостеприимства первой. Саму "пассивность" матери-матрицы-матки она рассматривает не как изначально присущее ей качество, а как добровольный и активный процесс, своего рода самоумаление, целенаправленное раскрытие навстречу другому. Матрицы/матки как "изначально пустого" пространства, подлежащего заполнению, не существует: она всякий раз создаётся заново в акте материнского гостеприимства.

Работа Аристарховой кажется мне ценной в том плане, что она возвращает ценность отношениям матери и эмбриона/ребёнка, не скатываясь при этом в "естественничество" и пролайферство (беременность - это синергия, тонкое со-работничество двоих; однако "принимающая" сторона может и отказаться в нем участвовать, не создав в себе/из себя матрицы-восприемницы). Наоборот, при том, что Аристархова уделяет столько внимания биологии, биология для неё вовсе не является неизменной, "естественной" данностью: она довольно иронично относится к протестам некоторых авторок против идеи "человеческих инкубаторов"/"искусственных маток" - они считают, что это посягательство на "естественно женскую" территорию, но если материнство - это акт гостеприимства, почему его (хотя бы в теории) не может осуществить и мужчина? (Глава о мужской беременности здесь тоже есть). Если философы, начиная с Платона, отделяли "матрицу" от "матери", Аристархова в каком-то смысле отделяет "мать" от "женщины" (но не от "человека" вообще). Однако "на данном историческом этапе" матерями всё-таки являются, как правило, женщины; поэтому (но именно поэтому) проблематика этой книги всё-таки "женская".

LiveLib

С одной стороны, как нас сразу же предупреждают, в этой книге пересматриваются философские обоснования проблем биотехнологии и новых репродуктивных практик и заодно разъясняется, какие смысловые доминанты определяли и продолжают определять характер и направление исследований в иммунологии и эмбриологии. С другой стороны, кино ведь хорошее, согласитесь. И женственный, по сути, Нео в исполнении не особо мужественного Киану Ривза, беременного глубокими смыслами, — это ведь образ Матери, которая настолько глубоко встроена в матрицу, что растворяется в ней, если помните, и становится невидимой.

А что же видно? Да что угодно, только не «родственные» связи. Например, историю, в течение которой материнское участие оказалось вытеснено в науках о деторождении и было понято как яйцерождение по типу куриных инкубаторов. Так, в 1960-х годах в основание эмбриологии были положены теории о милитантных, а не о гостеприимных отношениях эмбриона и матери и доминировала гипотеза об отвержении плода материнской иммунной системой и борьбой эмбриона с матерью за выживание. Сегодня, признаться, не лучше. К чему привело вытеснение «культуры» победившей «цивилизацией»? Правильно, к тому, что «женское» исчезло даже из науки о рождении. Такая интерпретация, по мнению автора, отражает матрицид и не критически повторяется в научных концептах вражды матери и эмбриона, иммунного отвержения плода, бешенства матки и т. д.

Таким образом, автор книги посвятила себя благородной миссии реабилитации матрицы, которая в течение веков была именем самки, пока не стала «местом, откуда все исходит». Именно туда стремились и авторы «Матрицы», желая «родиться обратно», чтобы выйти из парадоксальной пустоты обновленными девушками в мини-юбках. А чтобы больше такого не повторялось, матрица у Аристарховой обозначена не как абстрактно-принудительное, а как конкретное «гостеприимное» пространство, которое позволяет и обеспечивает становление «новой» личности.

Snob